Силы, приготовленные для борьбы обоими противниками, были огромны: таких еще не видала Европа в международных своих столкновениях. Весною 1812 года на берегах Одера и Вислы Наполеон собрал свыше 600 тысяч лучших своих войск, к которым присоединены были войска государей Рейнского союза и герцогства Варшавского. Австрия и Пруссия также отдали в распоряжение Наполеона вспомогательные корпуса в надежде приобрести, в случае удачного исхода войны, некоторые русские области, хотя тайно и сообщили в Петербург, что они вступили в союз с Францией только из боязни мести Наполеона вопреки своим чувствам дружбы к Александру. Наполеон, кроме того, оставил достаточное число войск в Испании, где французы не могли еще подавить сопротивление испанцев и англичан.
С своей стороны, император Александр собрал на западной границе России три армии. Первая армия (127 000 человек) находилась в Виленской губернии, под начальством военного министра Барклая де Толли; вторая (47 000) вверена была сподвижнику Суворова, князю Багратиону, и расположена была в Гродненской губернии; наконец третья, численностью в 43 000 человек, под начальством Тормасова, двинута была к австрийским границам. Дунайская армия, под начальством Кутузова, не могла еще оставить Молдавии и Валахии, так как турки, под влиянием происков Наполеона, не хотели уступать требованиям России и грозили продолжением войны. Таким образом войска Александра, по численности своей, уступали армии Наполеона, и это было главной причиной того, что у нас решено было вести войну оборонительную. Главным пунктом обороны избран был город Дрисса, на Западной Двине, где, по совету прусского генерала Фуля, сооружен был укрепленный лагерь.
Император Александр сознавал всю трудность предстоящей борьбы. «У меня нет таких генералов, как ваши, — говорил он французскому послу Коленкуру в 1811 году, — сам я не такой полководец и администратор, как Наполеон, но у меня хорошие солдаты и преданный мне народ, и мы скорее умрем с оружием в руках, нежели позволим поступать с нами, как с голландцами и гамбургцами. Но, уверяю вас честью, я не сделаю первого выстрела. Я допущу вас перейти Неман, но сам не перейду его; я не хочу войны, не желает ее и мой народ, хотя и озлоблен отношениями ко мне вашего императора… Но, если на него нападут, он сумеет постоять за себя… Я не ослепляюсь мечтами и знаю, в какой мере император Наполеон — великий полководец; но на моей стороне пространство и время. Во всей той враждебной для вас земле нет такого отдаленного угла, куда я бы не отступил, нет такого пункта, которого я не стал бы защищать, прежде чем заключить постыдный мир. Я не начну войны, но не положу оружия пока хотя один неприятельский солдат будет оставаться в России». Уже в этих словах императора Александра, ясен был план предстоящей борьбы. Средством для нее являлась не армия только, а весь народ; чтобы победить Россию, недостаточно было выиграть несколько сражений, что казалось делом легким для Наполеона, а надобно было шаг за шагом, на неизмеримом пространстве, преодолеть сопротивление народных масс, потревоженных в своих недрах. В Петербурге враги Наполеона всегда указывали на Испанию, как на достойный пример для борьбы с Наполеоном, и ласкали себя надеждой, что Россия сделается могилой для французских войск и могущества Наполеона, хотя бы ценой разорения России. На этом плане настаивал и бывший маршал Наполеона Бернадот, избранный шведским сеймом в наследники бездетного шведского короля Карла XIII. Бернадот желал приобрести новому своему отечеству Норвегию, принадлежавшую тогда Дании, и поставил это условием союза Швеции с Францией, которого добивался Наполеон. Не встретив с его стороны согласия на это условие, Бернадот обратился к императору Александру с предложением союза против Наполеона с тем, чтобы, в случае успеха войны, Александр гарантировал бы Швеции присоединение Норвегии, что охотно и принято было императором.
Наполеон не обманывался в том, что Россия сделалась последним убежищем и надеждой всех его врагов. «Все это, — писал он, — напоминает сцену из оперы, в которой англичане управляют театральными машинами». Но, сделав огромные военные приготовления, он надеялся, что, испытав несколько поражений, Александр будет принужден просить мира. Чтобы облегчить его заключение, Наполеон не хотел даже поощрять мечтаний поляков о восстановлении Польши, уклоняясь от прямых обещаний в этом смысле. Едва ли он мог мечтать о покорении России, а западные ее области, в которых он надеялся найти содействие поляков и немцев, не представляли для него опасностей народной войны. Немало друзей и сподвижников Наполеона предостерегали его против похода в Россию, указывая на пример Карла XII, но он слепо верил в свою звезду.
Читать дальше