Винсент Питтс - Коррупция при дворе Короля-Солнце. Взлет и падение Никола Фуке

Нет никаких сомнений, что Фуке и его партнер-суперинтендант Сервьен знали об этих финансовых утечках и что Кольбер принимал участие в операциях Мазарини. Не публиковавшаяся переписка из Лионских семейных архивов, использованная Инес Мюрат в ее исследовании о Кольбере, очевидно доказывает соучастие Фуке в этих весьма сомнительных операциях [270].

Их результат впечатляет. В июне 1658 года, по данным Кольбера, состояние Мазарини лишь немного превышало 8 миллионов ливров. К моменту смерти кардинала в 1661 году эта цифра, по некоторым оценкам, выросла до суммы в 38–39 миллионов ливров. Эта сумма также включала ликвиды [271]на сумму от 8 до 9 миллионов ливров. Это было значительно больше, чем могла предоставить королевская казна [272].

Себя Кольбер также не забывал, получая хорошее вознаграждение за труды. Например, в 1647 году он принял в подарок поместье, конфискованное у родственника за измену. Немного позже он был совершенно бесплатно назначен секретарем домоуправления королевы, но в 1660 году сумел продать этот пост за 500 000 ливров [273]. На суде Фуке показал, что Кольбер принимал участие в некоторых теневых сделках кардинала. Однако в действительности их могло быть и больше, нежели известно из хроник процесса. Родственникам Кольбера милость его патрона тоже обеспечивала желанные назначения и должности. К 1657 году Кольбер был уже достаточно богат, чтобы купить обширное земельное имение в Сеньеле [274]. Впоследствии его сын, носящий одно с ним имя, стал известен как маркиз де Сеньеле [275] [276]. Несмотря на изначально положительный опыт отношений с Фуке в 1650 году, Кольбер, по-видимому, решил, что Фуке – помеха для его собственных амбиций и целей его покровителей. В 1653 году пост суперинтенданта финансов после смерти герцога де ла Вьёвиля оказался свободен. Кольбер определенно сопротивлялся назначению Фуке, взяв в союзники Летелье. Не исключено, что последний тоже претендовал на эту должность [277]. Он туманно предостерегал кардинала от тех, кто «многое раздает нижестоящим задешево, чтобы проще было предать вождя» [278].

Но время для инициативы Кольбера еще не пришло. Все последующие годы кардинал полагался на него в управлении своими делами. Однако для их процветания он не меньше нуждался в Фуке как в помощнике, а то и в сообщнике. Поэтому Кольберу приходилось критиковать суперинтенданта весьма осторожно. Мазарини был одержим накопительством, и многие из жалоб, с которыми он назойливо обращался к Фуке, крутились вокруг невыплат или задержек сумм, причитавшихся лично ему. Эти платежи были для Мазарини важнее всех остальных. Поскольку контролировал эти процессы Кольбер, можно полагать, что он неукоснительно информировал патрона о каждой задержке или заминке. Так, например, в начале июня 1654 года Кольбер сообщал, что Фуке пренебрегает интересами кардинала [279].

Подобные упреки звучали и в последующие годы, что вызвало эмоциональную переписку межд у Мазарини и Фуке летом 1657 года [280] [281].

К середине 1657 года Фуке, похоже, ясно понимал, что имеет в лице Кольбера критика, если не соперника. Он пытался взять над ним верх, но без видимого результата [282]. Позднее Кольбер утверждал, что им двигало желание навести благонамеренный порядок в государственных финансах и заставить суперинтенданта пересмотреть свои методы [283]. Может быть и так, но честолюбие Кольбера и его интриги среди окружения кардинала тоже выразительно объясняют его действия. Конфликт усугубило вмешательство Фуке в семейную судебную тяжбу между Гюгом де Лионном и Кольберами. Тогда Кольберу пришлось обратиться к кардиналу с протестом, и он вмешался, чтобы уладить дело «по-дружески» и в частном порядке [284].

Однако Кольбер уже начал свое тайное, но неуклонное наступление. Он использовал старые связи с Летелье и завел новые, с Эрваром, у которого был доступ к финансовым транзакциям Фуке. Кроме того, Кольбер пристально следил за другими активами суперинтенданта, в частности за его бретонскими предприятиями. Когда в 1657 году Фуке выступил с предложениями по оживлению коммерции и производства, Кольбер подготовил встречный план, чтобы тут же подать его Мазарини [285].

К лету 1659 года Кольбер почувствовал, что его положение в глазах Мазарини уже достаточно прочно и позволяет перейти к открытым действиям против Фуке. Но Мазарини оказался, как всегда, непрост. В июле по пути на встречу с испанским кардиналом доном Луисом де Аро [286]для переговоров с Испанией о мире и о браке испанской инфанты Марии Терезии с королем кардинал остановился в Воле-Виконт с ночевкой. Мазарини решил взглянуть, как продвигается затеянное Фуке строительство, и в очередной раз обсудить с суперинтендантом мизерные государственные финансы. Он уехал, увозя с собой обещание Фуке найти еще денег [287]. Однако прежде чем покинуть Париж, кардинал попросил Кольбера о ревизии королевских финансов. По сути, он имел в виду ревизию деятельности Фуке [288]. Медленно двигаясь на юг, он получал отчеты. Кольбер явно не скупился на письма, обличающие Фуке как администратора, а также всех тех финансистов, которые работали с суперинтендантом. Свою точку зрения Кольбер подытожил в длинном меморандуме, датированном 1 октября 1659 года. В нем он обвинял Фуке в хищении средств на личные цели. Суперинтендант оказался повинен в незаконной торговле практически обесценившимися старыми государственными облигациями (давно уже не обеспеченными) и обмене их на новые. Кольбер неутомимо обличал суперинтенданта в строительстве на государственные деньги «предприятий» своих друзей, родных, лояльных служащих и деловых партнеров. Как он полагал, чтобы навести столь чаемый порядок, необходимо было отстранить Фуке от должности и учредить Chambre de justice (Палату правосудия). По существу, речь шла о специальном трибунале для суда и наказания виновных в расхищении государственной казны, а стало быть, и Фуке [289].