Василий Молодяков - Тайный сговор, или Сталин и Гитлер против Америки

Чего же хотел Мацуока? Его биограф делает следующий вывод: «Заключая пакт о нейтралитете, Мацуока считал его не долгосрочным, но кратковременным и удобным. Он хотел усилить свои позиции в будущих переговорах с США. Как человек, изучавший геополитику [38] В 1938 г. Мацуока стал вице-председателем Тихоокеанской ассоциации, занимавшейся пропагандой геополитики. Японским переводчиком «Континентального блока» Хаусхофера был его политический союзник Кубои Есимити, сопровождавший Мацуока в поездке в Европу, Еще в 1930 г. Кубои, бывший в то время депутатом парламента от партии Сэйюкай, снял свою кандидатуру на выборах, чтобы обеспечить избрание Мацуока. , он верил, что островная страна, объединившись с евразийским „хартлендом“, приобретет влияние, которого не получить иным путем. Тройственный пакт объединял только „римленд“ Евразии. Пакт о нейтралитете завершал геополитическую комбинацию. Снова замаячили призраки капитана Альфреда Мэхэна и Гото Симпэй» (29).

Однако и здесь не обошлось без амбивалентности. Вернувшись в Токио, Мацуока начал убеждать подчиненных, коллег по кабинету и даже императора в том, что Германия скоро нападет на СССР и Япония должна последовать ее примеру. Коноэ не скрывал своего изумления, ибо Мацуока только что настаивал на скорейшем заключении договора с Москвой. Не знал премьер и о том, что его министр иностранных дел подробно информировал Вашингтон о московских переговорах: Татэкава сообщал об этом американскому послу Штейнхардту, но донесения последнего, адресованные лично Рузвельту, не дошли до президента по распоряжению госсекретаря Хэлла.

В Кремле Мацуока позиционировал себя как давний сторонник сотрудничества с Россией, хотя никаких исторических оснований для этого не было. После 22 июня 1941 г. он так яростно требовал нападения на Советский Союз, что Коноэ пришлось подать в отставку и через несколько дней сформировать новый кабинет — почти в том же составе, но без неуправляемого министра. В разговорах с американскими дипломатами Мацуока любил вспоминать о молодости, проведенной в штате Орегон, и изображал себя чуть ли не янки — и приложил все усилия, чтобы сорвать затеянную Коноэ нормализацию отношений с Вашингтоном. В рамках обычной логики такие поступки слабо поддаются пониманию. Возможно, он спешил войти в историю, зная, что у него туберкулез…

Политический мир довоенной Японии был богат яркими личностями. Однако про бюрократов, включая карьерных дипломатов, этого не скажешь. Чиновнику полагалось быть исполнительным и незаметным, не привлекать к себе внимания, не перечить начальству и не иметь собственного мнения, а коли оно появилось — никогда не высказывать его вслух, разве что выйдя в отставку. Нельзя сказать, что в японском МИД не было хороших профессионалов. Но на фоне своих европейских и американских коллег они, несомненно, терялись.

Человеком, сломавшим этот стереотип, был Сиратори Тосио, о котором я только что выпустил большую книгу «Эпоха борьбы». Сейчас Сиратори интересует нас как главный японский автор и пропагандист концепции «континентального блока», но надо сказать несколько слов и о его яркой личности. Иначе не понять, почему его слова имели такое влияние… и почему он не стал министром иностранных дел.

Поначалу он был классическим дипломатом comme il faut. Его отец, самурай по происхождению, владел землей в префектуре Тиба и успешно занимался сельским хозяйством, поэтому младший Сиратори не без некоторого кокетства любил называть себя «крестьянским сыном». Его дядей по отцу был видный ученый-синолог, профессор Токийского университета Сиратори Куракити; дядей по материнской линии — карьерный дипломат Исии Кикудзиро, дослужившийся до поста министра и несомненно повлиявший на племянника в выборе профессии. «Дитя природы» окончил престижную Первую высшую школу и юридический факультет Токийского университета, до сих пор остающийся главной «кузницей кадров» японской бюрократии, зарекомендовав себя способным, но рассеянным и не всегда исполнительным учеником. Еще студентом он сдал государственные экзамены для поступления на дипломатическую службу и сразу по окончании университета пошел по дядиным стопам.

До сорока четырех лет карьера Сиратори развивалась гладко и рутинно: работа в центральном аппарате МИД чередовалась с командировками в Вашингтон, Пекин и Берлин. Осенью 1930 г. он стал директором Департамента информации, обязанностью которого было информировать отечественную и зарубежную прессу о внешнеполитических шагах Токио и об официальной позиции относительно происходящих в мире событий. По-английски эту должность обычно называли «spokesman». Для общительного человека, хорошо владеющего языками, каковым был Сиратори, работа казалась приятной, не слишком обременительной, но не сулившей ни славы, ни влияния, поскольку не имела никакого отношения к принятию решений.