Василий Молодяков - Тайный сговор, или Сталин и Гитлер против Америки

Приглашение было.

Был и ответ Молотова на него. Положительный:

«Советский Союз может принять участие в широком соглашении четырех держав, но только как партнер, а не как объект (а между тем только в качестве такого объекта СССР упоминается в тройственном пакте), и готов принять участие в некоторых акциях совместно с Германией, Италией и Японией, но для этого необходимо внести ясностью некоторые вопросы» (советская запись).

«Участие России в Тройственном пакте представляется ему (Молотову. — В.М. ) в принципе абсолютно приемлемым при условии, что Россия является партнером, а не объектом. В этом случае он не видит никаких сложностей в деле участия Советского Союза в общих усилиях. Но сначала должны быть более точно определены цели и значение Пакта, особенно в связи с определением Великого восточно-азиатского пространства» (германская запись).

«Наше предварительное обсуждение в Москве, — телеграфировал Молотов Сталину, — правильно осветило вопросы, с которыми я здесь столкнулся. Пока я стараюсь получить информацию и прощупать партнеров. Их ответы в разговоре не всегда ясны и требуют дальнейшего выяснения. Большой интерес Гитлера к тому, чтобы договориться и укрепить дружбу с СССР о сферах влияния, налицо». Утром 13 ноября нарком встретился с Герингом, потом с Гессом. Тем временем Сталин направил ему серию телеграмм по конкретным вопросам, показывающим готовность к диалогу. «Исходи из известных тебе директив, и если результаты дальнейшей беседы покажут, что ты в основном можешь договориться с немцами, а для Москвы останутся окончание и оформление дела, — то тем лучше».

Следующая встреча Молотова с Гитлером состоялась 13 ноября. На этом основании автор готов поверить, что тринадцать — число несчастливое. По крайней мере, в Евразии и для Евразии.

Беседа продолжалась три с половиной часа, перескакивая от одного больного вопроса к другому: Финляндия, где Берлин имел значительные экономические интересы; Болгария, которой СССР хотел дать такие же «гарантии», как Германия — Румынии. Тупик был невыгоден обеим сторонам. «Я считаю, — говорил Гитлер, — что наши успехи будут больше, если мы будем стоять спиной к спине и бороться с внешними силами, чем если мы будем стоять друг против друга грудью и будем бороться друг против друга». «Но чтобы наши отношения были прочными, — парировал Молотов, — надо устранить недоразумения второстепенного характера, не имеющие большого значения, но осложняющие их дальнейшее развитие в положительном направлении».

Охоты торговаться у хозяина не было. «Фюрер… хочет создать всемирную коалицию заинтересованных держав, в которую войдут Испания, Франция, Италия, Германия, Советская Россия и Япония и которая охватит пространство от Северной Африки до Восточной Азии. Она объединит всех тех, кто хочет получить выгоду за счет обанкротившегося британского хозяйства». Но упрямый, похожий, по словам переводчика Шмидта, на «школьного учителя математики», Молотов не стеснялся спорить с диктатором, с которым уже давно никто не спорил. Он сбивался в конкретику и упорно гнул свое с четко расчисленной логикой (4). И, возможно, перегнул, поскольку тоже привык разговаривать с иностранцами с позиции силы.

Несмотря на исключительную корректность разговора, Молотов почувствовал, что дело идет негладко, хотя Гитлер заявил, что «в целом требования России относительно будущего ее положения в мире будут приняты во внимание». Стремясь подсластить пилюлю, нарком добавил: «Что касается советско-японских отношений, то они, хотя и медленно, но улучшаются в последнее время, теперь они, очевидно, должны развиваться быстрее. В этом Германия оказывает СССР свое содействие, и он за это признателен германскому правительству. Нужно найти компромиссный выход из того положения, которое создалось между Китаем и Японией, причем выход, почетный для Китая (т. е. для Чан Кайши. — В.М. ); в этом отношении СССР и Германия могли бы сыграть важную роль. Все это нужно обсудить в дальнейшем, когда приедет в Москву Риббентроп».

При Гитлере Риббентроп только поддакивал, хотя собственные амбиции у него были. Чужая душа — потемки: не заглянешь, особенно если человек давно в могиле. Уверен, что он искренне хотел превратить Тройственный пакт в «пакт четырех», сделав из этого триумф германской дипломатии: часть лавров фюреру, но главные — ему. Заключение такого пакта было бы несомненным успехом для рейха, а Гитлер не менее Риббентропа был чувствителен к успехам, пусть даже дипломатическим, а не военным. И рейхсминистр во время последней беседы с Молотовым ринулся в бой. Происходила она в очень символичном месте — бомбоубежище МИД. Британия решила доказать, что она еще не погибла.