Муслим Мурдалов - Чечня археологическая, или Случайная находка Кавказской Нефертити. Документальный очерк к истории вайнахов

На моей памяти был и такой случай. В драку, затеянную двумя, вмешалось человек по пяти родственников обоих соперников… Схватка продолжалась не долго, но результатом ее были четыре трупа и пять изувеченных храбрецов, из которых двое умерли от ран через несколько дней. За сезоном поединков из-за грубого или острого слова, из-за нежного взгляда, брошенного кем-нибудь на чужую невесту, из-за удара палкою чужой собаки, – тотчас, без передышки, наступает другой – сезон борьбы джигитов с принципом собственности или, говоря проще, сезон воровства. Чтобы ни лежало в основе страсти чеченца к посягательствам на чужое добро, не подлежит сомнению, что страсть эта, между прочим, питается и любовью нашего горца к исключительным и сильным ощущениям. Это таинственное следование в темную, как могила, ночь по глубоким балкам, в густой траве или в камышах, это тихое и осторожное перелезание через какой-нибудь забор или уничтожение той или другой преграды, мешающей добраться до соблазнительного предмет, до того тихое, что удальцу отчетливо слышно, как колотится сердце в его груди… потом овладение соблазнительным предметом и осторожное бегство с ним по воровским балкам, поросшим густым кустарником… опасение погони, смешанное с чувством злобно-отважной готовности встретиться и сразиться хоть с самим чертом, – во всем этом для истого чеченца таится неизъяснимая прелесть, увлекающая его поохотиться на чужую собственность так же сильно, как сильно в нем желание полакомиться мясом чужого быка или даром заполучить несколько рублей за чужую лошадь. Подобною охотою пробавляются до выпадения снега и наступления вместе с ним светлых ночей, когда покушения на чужих быков и лошадей по неволе прекращаются или, по крайней мере, доводятся до minimum’a. В указанную пору посягательства на чужую собственность и не выгодны и чересчур рискованны. С одной стороны, домашний скот – главный объект краж в Чечне, – находится не в поле, не в табуне, а во дворе своего хозяина, на конюшне, охраняемой, кроме злых собак, еще самим хозяином, который при первом шорохе или шуме, как из земли, появляется перед непрошенным гостем с очень острым кинжалом и начиненным крупною картечью пистолетом, с другой, – коварный снег с фотографическою точностью снимает следы ног и самого вора и похищенного им скота и отдает эти снимки в полное распоряжение потерпевшего. Вообще глубокою зимою занятие воровством – игра, не стоющая свеч. Но надо же нашему горцу и в это время года утолять свою неодолимую жажду сильных ощущений. И вот он на досуге затевает тяжбы, иногда по делам оконченным 10, 15 и 20 лет тому назад, поднимает мудреные бытовые, этические и теологические вопросы, а главное – накидывается на политику, на ту своеобразную чеченскую политику, которая до сих пор создавала нам столько тревог и хлопот. Не вечною, как привыкли у нас думать, а именно зимою, в пору снега и холодов, изготовлялись до сих пор в Чечне сюрпризы общественно-политического характера, подносившиеся нам с наступлением теплого времени года. Зимою чеченцы перебирают насчет будущего. Зимою между ними разносятся всевозможные слухи и пропагандируются всевозможные слухи и пропогандируются всевозможные идеи. И если, например, раннею весною в Чечне заговорили о переселении в Турцию или, под прикрытием одевшихся в зелень лесов, начали вытанцовывать религиозный танец, известный под именем зикр или зикро , то знакомый с народом не сомневается, что-то или другое из этих явлений – ничто иное, как осуществление фантазий, развившихся зимою. Так было всегда, так было, между прочим, и в достопамятном 1877 году, когда весеннее восстание явилось живым проявлением возбуждения, созданного зимою пропагандою турецких эмиссаров и местных хаджи .

Выдаются, однако, для чеченцев и такие зимы, когда для работы мысли в общественно-политическом направлении прямо не хватает материала, и вот такою именно и оказалась зима с 1887 на 1888 год. Прежние три-четыре зимы были посвящены чеченцами разработке пресловутого вопроса о привлечении их к несению военной службы. Все помыслы народа были направлены именно в эту сторону. Чего только не говорили, чего не измышляли на эту жгучую тему! Тут было и обращение всех в христианство, и выдача чеченских девушек в замужество за русских солдат, и много другого подобного же вздора. В результате такого настроения народа получились известные замешательства 1886 года, когда дело чуть не дошло до общего восстания в Чечне. Данной темы хватило еще и на зиму 86—87 годов. Но летом 1887 года вопрос получил окончательное решение и при том такого рода, что даже вечно протестующие чеченцы должны были признать себя удовлетворенными и стихнуть (чеченцев, как и других кавказских горцев-мусульман, освободили от натуральной воинской повинности, заменив ее весьма необременительным для населения денежным налогом). Наступила затем последняя зима – и наши горцы очутились вдруг без всяких политических вопросов и тем, вносивших прежде в их жизнь столько оживления и задора. Чеченцы удивились было такому необычному положению вещей, но однако не на долго: благодаря живости и плодовитости своей фантазии, они очень скоро нашли себе выход из него. Какой? Не-чеченцу никогда не угадать, что это за выход. Да и как угадать, что с целью употребить в дело избыток своей энергии, с целью удовлетворить своей страсти к экстраординарным приключениям, они надумались заглянуть в недра разбросанных по их территории могильных курганов!

Читать дальше