Андрей Исэров - США и борьба Латинской Америки за независимость, 1815—1830

Сообщив о неудаче со статьей о Панамском конгрессе, только что избранный сенатором от Массачусетса Эдвард Эверетт, находясь, видимо, в упоении от обретенной близости к рычагам власти, довольно прямо предлагал Спарксу стать орудием администрации Адамса: «Не думаю, что, сочиняя в незнании намерений нашего правительства, Вы могли бы лучше справиться с задачей; но пока правительственное ведение дел (Administration of the General Government) вызывает Ваше доверие, Вам следует заранее быть столь хорошо осведомленным (appraised) в средствах агитации, чтобы Ваш январский номер всегда пересчитывал заклепки на доспехах оппозиции, как стрелы лучника в «Айвенго». Я беседовал на эту тему с мистером Клеем и понимаю, что вопрос может быть впоследствии улажен» [1267].

Никакой реакции от Спаркса на такое недвусмысленное предложение не последовало. Рассчитанный на людей образованных, обеспеченных и чуждых джексоновской риторике, “North American Review”, конечно, поддерживал не только латиноамериканскую политику Адамса – Клея, но и действия кабинета в целом, но стать откровенно партийным органом, подобно “National Journal” Питера Форса (1790–1868), значило бы навсегда разрушить созданную к тому времени высокую репутацию издания. В мае 1826 г. другой сенатор от Массачусетса Дэниел Уэбстер передаст Спарксу желание Клея лично с ним встретиться. Если судить по дневниковой записи, беседа последних носила чисто информативный характер. Клей разъяснил латиноамериканский курс администрации, подчеркивая «безмерную важность установления торговых отношений на принципах совершенной взаимности» (perfect reciprocity), как в договоре с Центральной Америкой, – замечание, которое Спаркс счел весьма ценным [1268].

В целом взгляды Спаркса, включая его убежденное фритредерство, не выделяются особо на общем фоне либерального общественного мнения США. Но среди многих комментаторов он был наиболее знающим, систематичным и внимательным к деталям. Спаркс не являлся также a priori противником централизма, понимая, что федерализм необязательно подходит латиноамериканским государствам. Он одобрял централизм Великой Колумбии и часто высказывал сомнение в прочности мексиканского федерализма, хотя, безусловно, как и большинство североамериканцев, считал федеративное устройство республик наиболее совершенным [1269].

Панамские дебаты еще не закончились, когда Спаркс отправился в свое первое путешествие по южным штатам в поисках архивных материалов по Войне за независимость (22 марта – 7 июля 1826 г.) [1270]. Еще совсем недавно, летом 1823 – весной 1824 гг., он входил в профессию редактора журнала и латиноамериканиста, теперь пришла пора нового горячего увлечения, которому и будет суждено стать главным делом всей его жизни. В ближайшее время Спаркс окончательно потеряет какой-либо интерес к «южным братьям».

Взгляды Спаркса на Латинскую Америку переменились тогда же, когда и у многих его соотечественников. Его энтузиазм достиг пика во время подготовки Панамского конгресса, в конце 1825 – начале 1826 гг. Провал конгресса стал тяжелым ударом для журналиста, переломным событием на пути от восторженного энтузиазма к глубокому и окончательному разочарованию. Этот путь займет всего чуть больше года – от ранней весны 1826 г. до мая 1827 г. Спаркс вложил всю душу в свою статью в поддержку Панамской встречи, рисковал репутацией, наблюдал, как эту статью используют противники участия США в деятельности конгресса, выдержал отповедь Эдварда Эверетта – только затем, чтобы увидеть провал всего начинания.

Особенно разочаровала Спаркса, как и его коллег Уолша и Найлса, помпезная и отвлеченная вступительная речь перуанского депутата и президента конгресса Мануэля Видаурре. Расстроенный, он писал Александру Эверетту: «Представление дурное; он болтает о Китае, Египте, Греции и Риме, когда должен был бы говорить о новых республиках, их состоянии, правах, интересах, перспективах и намерениях. Если бы кто-нибудь прислал бы мне такую статью о Панаме для журнала, я бы вернул ее как неудовлетворительную». На Панаму обращены глаза всего мира, потому крайне важно было бы открыть его заседания мощной речью, подобной тем, что звучали в Филадельфии в стенах Континентального конгресса. Все же на тот момент Спаркс еще не терял своего конечного «энтузиазма в поддержку Панамского конгресса» [1271].

Составленная Освободителем конституция Боливии стала следующим ударом для Спаркса. Рестрепо сам спросил его мнение о новом основном законе, и Спаркс решил не скрывать своего разочарования [1272]. Отвечая на просьбу, он прямо пишет, что не согласен с нововведениями, что «весь замысел совершенно не одобряют в Соединенных Штатах». Проект конституции, во-первых, «полностью нереалистичен», а во-вторых, попытки претворить его в жизнь оставят народу «лишь тень той свободы, за которую друзья правды, истины и свободы сражались столь тяжело… в последние полвека» [1273]. В этом письме Спаркс сообщал, что работает над статей о Боливийской конституции, и обещал ее нелицеприятный разбор. Видимо, ему было тяжело и неинтересно расставаться с былыми иллюзиями: статья так и не была завершена. Написанный Кашингом обзор конституции Боливии появился в журнале лишь в январском номере 1830 г. – последнем из редактировавшихся Спарксом [1274]. Спаркс подчеркивал, что в боливийском «кодексе» «мало подлинных черт республиканизма» и задавал риторический вопрос, не является ли этот проект порождением тщеславных замыслов самого Боливара, которые «не может одобрить ни один настоящий друг свободы» [1275].