Дарюс Сталюнас - Польша или Русь? Литва в составе Российской империи

Таким образом, можно говорить о том, что в литовской историографии, посвященной политике Российской империи, несмотря на существенные различия, присутствовало единое мнение о том, что (во всяком случае, после восстания 1863–1864 годов [53] В российской историографии это, как и предыдущее восстание 1830–1831 годов, называется Польским. ) власти стремились превратить литовцев в русских. Эту позицию при определении целей имперской политики по отношению к нерусскому населению разделяет и большинство белорусских исследователей. Похожие тенденции мы видим и в польской историографии, где в течение последних десятилетий наблюдается рост интереса к национальной политике России, в том числе и на исторических землях Великого княжества Литовского [54] Обзор этой историографии см.: Новак А. Борьба за окраины, борьба за выживание. С. 429–464. .

Генрих Глембоцкий (Henryk Głębocki) в своей новаторской книге, посвященной «польскому вопросу» в Российской империи середины XIX века, опираясь не столько на практику национальной политики, сколько на общественные дискуссии, не раз подчеркивает стремление имперских властей «русифицировать» поляков [55] Głębocki H. Fatalna sprawa. Kwestia polska w rosyjskiej myśli politycznej (1856–1866). Kraków: Arcana, 2000. По мнению Г. Глембоцкого, предложения славянофилов, и прежде всего Александра Федоровича Гильфердинга, поддерживать развитие литовской, белорусской и украинской культур было лишь временной мерой борьбы с поляками, при этом основной целью оставалась русификация; Он же . Александр Гильфердинг и славянофильские проекты изменения национально-культурной идентичности на западных окраинах Российской империи // Ab Imperio. 2005. № 2. С. 135–166. . При этом он показывает, что в среде правящей и интеллектуальной элиты Российской империи отношение к полякам меняется не после восстания 1863–1864 годов, но уже в 1861 году, когда становится понятно, что для русских неприемлемо стремление поляков объединить Западный край с Царством Польским в одну административную единицу. «Польский вопрос» и особенно восстание 1863–1864 годов, как считает историк, усилили русский национализм. Поскольку восстание воспринималось как «шляхетский мятеж», правящая элита империи попыталась использовать в Царстве Польском инструменты социального радикализма – Николай Алексеевич Милютин, руководитель Учредительного комитета в Царстве Польском (Komitet Urządzający Królestwa Polskiego), пытался разъединить дворянство и народ с помощью крестьянской реформы и других средств.

Витольд Родкевич (Witold Rodkiewicz) выделяет две модели российской национальной политики 1863–1905 годов: имперскую стратегию (imperial strategy), акцентировавшую основанную на лояльности к империи политическую интеграцию, сторонники которой не брезговали поддержкой более слабых национальных движений с целью создания противовеса более сильным и верили, что литовцы, белорусы-католики и католики-украинцы позже ассимилируются сами, критиковали агрессивную политику в отношении представителей других национальностей как отвращающую от всего русского; при этом сторонники бюрократического национализма (bureaucratic nationalism) описывали принадлежность к русской нации в этнических и конфессиональных категориях и стремились к лингвистической и культурной ассимиляции представителей других национальностей. По мнению польского историка, в 1863–1904 годах доминировала вторая модель национальной политики [56] Rodkiewicz W. Russian Nationality Policy in the Western Provinces of the Empire (1863–1905). Liublin: Scientic Society of Liublin, 1998. P. 13–16. . Монографию В. Родкевича, написанную на основе диссертации, защищенной в Гарвардском университете, пожалуй, следует отнести не к польскому нарративу, но к традиции западной историографии, изучающей национальные проблемы в Российской империи. К рассмотрению западной традиции я сейчас и перейду [57] Наибольшее внимание здесь уделено историографии, опубликованной до 2007 года, то есть до издания книги «Making Russians». Новейшая литература приведена в следующей части введения, в которой описываются использованный метод исследования и структура книги. .

В западной историографии периода холодной войны национальная политика Российской империи XIX века, как и национальная политика Советского Союза, не была приоритетной темой. В исторической литературе господствовала руссоцентристская трактовка Российской империи [58] Pearson R. Privilegies, Rights, and Russification // Civil Rights in Imerial Russia / Ed. O. Crisp and L. Edmondson. Oxord: Clarendon Press, 1989. P. 88; Raeff M. Patterns of Russian Imperial Policy Toward the Nationalities // Raeff M. Political Ideas and Institutions in Imperial Russia. San Fransisco; Oxford: Westview Press, 1994. P. 127; Семенов А. М. Англо-американские исследования по истории российской империи и СССР // Новая имперская история постсоветского пространства / Ред. И. Герасимов и др. Казань: Центр исследований национализма и империи, 2004. C. 613–614. . Игнорирование национальных проблем исторической наукой может быть объяснено и господствовавшей в то время в Западной Европе установкой, трактовавшей национализм как «отживший» исторический феномен. Изучение окраин империи было «резервировано» для «представителей» недоминировавших национальных групп – поляков, евреев, финнов, которые, согласно Эдварду Тайдену (Edward Thaden), продолжали традицию, заложенную в 1860-х годах публицистами Остзейских губерний и Польши, трактовавшими имперскую национальную политику как стремление русифицировать представителей других национальностей [59] Thaden E. C. Russification in Tsarist Russia // E. C. Thaden with the collaboration of M. F. Thaden. Interpreting History: Collective Essays on Russia’s Relations with Europe. New York: Social Science monographs, Boulder, 1990. P. 211. .