Для Литвы явился вскоре свой маркиз Велепольский - это был гродненский губернский предводитель дворянства, гр. Старженский. Он тоже представлял правительству свои мемуары и соображения, также требовал автономии западных губерний и присоединения их к Польше. Он успел вкрасться в доверенность многих высших лиц и, хотя его благосклонно слушали, но требований его не исполняли. Тем не менее он считал, что правительство, как и в Царстве Польском, будет вынуждено обратиться к местной аристократии и что при этом ему будет поручено устройство края. Обнадеженный таким образом, в начале 1863 г., когда правительство вынуждено было усмирять открытый мятеж войсками, гр. Старженский подал в отставку, заявляя, что не считает приличным служить такому правительству, которое само возбуждает (!) резню, и циркулярно сообщил об этом всем уездным предводителям дворянства, приглашая их последовать его примеру 91 91 Лишь по прибытии графа Муравьева в Вильну гр. Старженский был арестован, судим военным судом и, по выдержании одного года в Бобруйской крепости, сослан в отдаленные губернии.
.
Ночь на 11-е января 1863 г. была назначена в Царстве Польском и в Литве для общей резни всех русских войск и для начала восстания наподобие того, как это было в конце прошлого столетия 92 92 1794 г. Игельстром в Варшаве был опутан Залускою; Арсеньев в Вильне Незабитовскою; государю Александру Павловичу в 1812 г. подставлена была в Вильне гр. София Тизенгауз (см. ее «Memoires» (Paris, 1833); перев. напечатан в «Русской старине» (изд. 1877 г., декабрь)). Алексей Петр. Ермолов определял эти явления так: «польские Юдифи находили себе в среде русских - Олофернов».
. В Царстве Польском резня была общая. В Западном же крае только в некоторых уездах Гродненской губернии. Вслед за тем все Царство Польское наводнилось мятежными шайками и некоторые из них пробрались в Гродненскую губернию.
Несмотря на постоянные битвы и стычки наших войск с мятежниками, в марте и апреле месяцах 1863 г. весь край был уже объят мятежом. В Ковенской в Гродненской губерниях мятежники распоряжались как у себя дома: шайки их бродили под стенами Вильны: в Минской губернии действовали Свенторжецкий и Траугутт: из Петербурга была отправлена в Литву 2-я гвардейская пехотная дивизия, но войск было все-таки недостаточно. Везде были стычки, газеты наполнялись реляциями.
Одновременно с развитием мятежа ополчилась на нас и вся Западная Европа, обвиняя нас в угнетении «несчастных» поляков и предлагая нам посредничество, конгресс.
Все иностранные газеты были наполнены возгласами и сожалениями о поляках, мужественно гибнущих за Отечество; нас называли варварами и монголами и предлагали нам убраться подальше на Восток, где наше истинное призвание, и уступить место польской цивилизации. Выдумки были самые дерзкие и цинические - и иностранные дворы: английский и французский, отправив к нам свои требовательные ноты, лишь воодушевили это движение и поддержали надежды поляков. За Францией и Англией поспешили протестовать и прочие государства.
Война казалась неизбежною. Принимались все меры к укреплению Кронштадта. В публике шел говор о недостаточности его укреплений и о том, что в скором времени мы увидим перед столицей враждебные флоты. Опасность положения нашего в Западном крае только тогда вполне обнаружилась, когда в апреле вдруг загорелся мятеж в Могилевской губернии (впрочем уничтоженный в 10 дней самими крестьянами), а в Витебской губернии, в виду грозных твердынь Динабурга, гр. Плятер напал на транспорт, шедший с оружием, и разграбил его. Правда, тут был и естественный предел своевольству поляков. В Могилевской губернии народ перехватал мятежников, а в Витебской он дошел до крайнего с ними ожесточения... Ропот в Петербурге был всеобщий; как всегда в подобных случаях, все подозревались в измене; в умах произошел сильный перелом - не в пользу поляков.
По мере того, как взгляд на польский вопрос стал проясняться, в обществе происходила реакция и все спешили громогласно отречься от сочувствия полякам. Первый сигнал к этому был подан петербургским дворянством на обыкновенных выборах, происходивших в феврале 1863 года. Дворянство представило государю адрес, проникнутый патриотическими чувствами и заявлениями всеобщей готовности ополчиться против врагов России. Дворянство постановило, на случай войны, жертвовать ежегодно до прекращения ее 7 часть своих доходов. Адресу этому откликнулась вся Россия. Отовсюду посыпались к государю адресы и многие были присланы при депутациях с заявлением тех же чувств. Явление это было глубоко утешительно для всякого русского. Все почувствовали свою силу, и эти заявления остались не без влияния на Европу и на наши к ней отношения. Тон ее стал менее требователен и не столько, кажется, ноты наши, как этот патриотический гул вынудил их оставить нас в покое.
Читать дальше