Коллектив авторов Лебедев С. В., предисловие и - Воспоминания современников о Михаиле Муравьеве, графе Виленском

- Я читал ваш рапорт (то есть об экспедиции 10-ю ротою) и вижу, что дело это вы уразумели как следует. Не верьте ничему, что вам будут говорить о снисхождении, гуманности, недоказанности вины... неправда! Ведь они виноваты более или менее, и самое малое наказание - если кто посидит в каменном мешке!... Нам надобно вырвать им зубы до весны, а иначе опять придется начинать сызнова! Я дал военным начальникам самые широкие полномочия, распоряжений своих не изменяю, а напротив подтверждаю и всегда поддерживаю. Поэтому не бойтесь ответственности, не стесняйтесь тем, что скажет следственная комиссия...

Выговорив последние слова, он энергично прихлопнул рукою кипу следственных дел, перед ним лежавших, и продолжал:

- Все это для вас не обязательно, и соображаться с тем, что могут или могли бы сказать, вам не следует. Еще раз говорю: если кто из этих... по виду покажется невиновным, нужды нет!... Пускай посидит, одумается, это самое меньшее из того, что все они заслуживают! А если увидите пристанодержательство, пособничество или хоть малейшую поблажку этим мерзавцам, приказываю вам все сжечь, сравнять с землею - будь-то деревня, усадьба, что бы ни было! Особенно строго присматривайте за панами и ксендзами, а с этими шляхетскими околицами не следует церемониться по их многолюдству: напишите мне, и я их выселю всех до единого! Ну-с, я рад, что могу вам дать случай послужить в такое время Государю и русскому делу!...

Получив столь резкие инструкции, я спешил ознакомиться с условиями и средствами новой службы. Муравьев подчинил всю гражданскую администрацию военной, то есть: исправники прямо подчинялись военным начальникам уездов, а становые пристава - военным становым. Из войск я получил в свое ведение Преображенскую 10-ю роту, графа Орурка 154 154 Эта 10-я Преображенская рота отлично сослужила свою службу в Виленском уезде, и я повторяю теперь только то, что сказал о ней официально 30 лет назад В «Истории Преображенского полка» (том III); на странице 386 сказано: «Капитан князь Имеретинский, быв назначен военным начальником Виленского уезда, вошел с представлением “об отличном содействии чинов 10-й роты делу общей пользы в усмирении враждебных нам местностей” и выхлопотал для чинов этой роты, не в пример прочим, награду за представленное оружие по 1 рублю 50 копеек за каждую штуку». , 2-й батальон Устюжского полка и небольшое число казаков гвардейского атаманского полка и донских.

Уездное полицейское управление поразило меня порядочностью и строгим приличием внешней обстановки. Оно расположилось в чистом, опрятном помещении, которому по виду соответствовал и личный состав чиновников. Старый почтенный исправник, подполковник Шпейер, был крайне неприятно поражен необходимостью подчиняться молодому гвардейскому капитану, лет на пятнадцать младшему по службе. Предместник мой, Тимофеев, занятый военными делами и относившейся к старику Шпейеру с полным доверием, не трогал гражданского управления.

Из делопроизводителей мне сразу бросился в глаза один дока из крещенных татар. Тимофеев в шутку назвал его «Мустафою» и рассказывал, что при В. И. Назимове тоже арестовывали многих помещиков и помещиц, которые препровождались в уездное полицейское управление. Мустафа, как знаток польского языка, прочитывал захваченную переписку и брал с разных графинь-патриоток и магнатов полновесные выкупы, после чего большая часть заподозренных спокойно возвращалась в свои поместья. При Муравьеве все эти источники доходов вдруг иссякли, и скуластый, курносый, седой Мустафа оказался бессребреником и большим ревнителем православия и русской народности.

Не успел я осмотреться, не прошло недели после моего назначения, как престранный случай уже осветил прошедшее полицейского управления. В один прекрасный день, лучше сказать, в одну прекрасную ночь начальник края потребовал к себе полицеймейстера, командующего войсками и других исполнителей, которым приказал распорядиться, чтобы немедленно обысканы были шкафы, столы, словом, все углы и закоулки во всех виленских присутственных местах. На другой день в городе произошел страшный переполох. Оказалось, что везде откопали образчики революционной поэзии в прозе и в стихах, прокламации, польские катехизисы и прочее. Каково было мое удивление увидать у себя, в уездном полицейском управлении, бледные, вытянувшиеся лица, и когда мне подали список конфискованных вещей и бумаг, не говоря уже о запрещенных книгах, газетах и прокламациях, найдены были порох, пули и машинки для набивания патронов. Только револьверов и не доставало! Признаться, я не сдержался и позволил себе расхохотаться и сделать юмористические, впрочем, весьма неуместные замечания, глубоко оскорбившие служащих. Шпейер даже резко напомнил мне, что не мешало бы переговорить сначала с предместником моим и убедиться, что найденный старый хлам не может бросать тень на нынешних служащих. Я пришел к Тимофееву, бывшему уже накануне отъезда из