Рано или поздно, но эта «ползучая» «инкорпорация» должна была привести к столкновениям с русскими войсками. Это случилось в августе 1560 года. Пока главные силы русского войска осаждали Феллин, под Венденом (или Мариенбургом?) ротмистр князь А. Полубенский неожиданно, « изгоном », атаковал со своими людьми русский отряд и разбил его, взяв в плен командира отряда князя Ивана Мещерского. Ответный удар не замедлил себя ждать. Полубенский потерял в схватке с русской « лехкой » ратью под предводительством воеводы князя А. Курбского нескольких человек убитыми, ранеными и пленными, которых доставили в Москву. После этого ротмистр поспешил откатиться за Двину. Первые выстрелы будущей войны прозвучали. Пролилась первая кровь. Впрочем, первая ли? На русско-литовском «фронтире», как уже было отмечено выше, «малая» война не прекращалась ни на день. Было бы желание начать большую войну, а повод для нее найти можно было всегда.
Крушение надежд
В 1561 году эскалация конфликта продолжилась. В начале года в Москву прибыло очередное литовское посольство, доставившее Ивану послание от его литовского « брата ». В том послании Сигизмунд выговаривал своему московскому « брату », что несмотря на неоднократные предупреждения, « в Ифлянтской земле казнити и пустошити войска твои (то есть Ивана) не престали ». Между тем, напоминал Сигизмунд московскому государю, эта « Ифлянтская земля » « панованью и обороне » « нашим поддана » и, воюя ее, Иван тем самым учиняет «морд и кровопролитье над подданными нашими», что неправильно и вообще недостойно христианского государя. Одним словом, если Иван действительно желает мира и прекращения пролития христианской крови, то устроил бы он съезд комиссаров на границе с тем, чтобы разрешить пограничные споры и кривды и, само собой, оставил бы в покое « землю Ифлянтскую ».
Знатный московский всадник. Гравюра А. де Брюина
Ответ Москвы был вполне предсказуем. Бояре заявили послам: « О Вифлянской земле что записывати? » Ведь наш « государь наш взял свое, а не чужое; от начала та земля данная государей наших (кстати говоря, Юрьев-Дерпт и в самом деле был заложен в далеком 1024 году князем Ярославом Мудрым, пращуром Ивана Грозного. В то время ни о каких Ягеллонах или Гедиминовичах никто и слыхом не слыхивал, паче того не видел)». А раз так, то о чем вообще можно вести разговор? « Нечто похотят перемирья прибавити без Ливонские земли, — продолжали бояре, — ино с ним (с Сигизмундом) о перемирье делати; а учнут в перемирье делати и о Ливонской земле, ино с ним перемирья не делати, а отпустити их (литовских послов) без перемирья » по той причине, что если « Ливонская земля ныне написати в перемирье, ино и вперед Ливонская земля с королем будет в споре ». А раз король и его посланцы стояли на своем, то и московская сторона прямо и откровенно заявила: наш государь готов « промышляти бы ныне безпрестанно над теми ливонскими городы, в которых городах литовские люди …». Одним словом, если Сигизмунд « похочет за Ливонскую землю стояти », тогда и Иван, в свою очередь, « за нее стоит, как хочет ».
Так ливонский вопрос стал той последней соломинкой, переломившей хребет верблюду и сделавшей новую войну между Москвой и Вильно неизбежной. По мнению белорусского исследователя А.Н. Янушкевича, небольшой шанс избежать полномасштабного конфликта был, если бы русской и литовской стороне удалось договориться о разделе Ливонии на сферы влияния. Весьма вероятно, что так бы и случилось: ведь Иван долгое время не претендовал в Ливонии на большее, чем Дерпт с округой да Нарва. Но, похоже, здесь свою негативную роль сыграла позиция польской магнатерии, не желавшей и слышать о какой-либо мирной развязке конфликта. Литовский посол Остафий Волович так прямо и заявил на переговорах с глазу на глаз с Алексеем Адашевым и Иваном Висковатым: « ляхи всею землею хотя войны з государем (Иваном Грозным) за Ливонскую землю». Ежели король этого не сделает, то «ему у них (поляков) за государя не быть …». Позиции же «русской партии» при литовском дворе оказались слишком слабы, чтобы переломить личную неприязнь Сигизмунда к Ивану.
Русское осадное орудие XVI века. Рисунок Р. Штейна
Дальнейший ход событий предугадать было несложно. Слово и дело у Ивана не расходились. Заявив, что он намерен « постоять » за « Ифлянтскую землю » « как хочет », в апреле 1561 года царь распорядился отправить в Псков своих воевод и снарядить рать под началом князя П.А. Булгакова. Перед ним и его товарищами была поставлена задача « воевати ливонские земли для того, что король вступаетца за ливонские земли и людей своих в ыные городки ливонские прислал ». Имея под своим началом не больше 4–5 тысяч « сабель » и « пищалей », Булгаков со товарищи отправился в поход из Пскова « о рожестве Ивана Предтечи », то есть 24 июня 1561 года. Дальше, если верить псковскому летописцу, его ратники « воевали Немецкие земли начен от Ровного (замок Роннебург) до моря срединою, а сами здоровы вышли …». Из этого описания следует, что полки Булгакова опустошили волости, прилегающие к занятым литовцами замкам Венден, Вольмар, Трикатен и Роннебург, затем повернули к побережью Рижского залива, поднялись оттуда к северу и затем со взятыми пленниками и трофеями двинулись к Феллину.
Читать дальше