По весне 1567 года от наводнивших русское пограничье литовских « шпегков » всё нараставшим потоком стали поступать известия о военных приготовлениях московитов. Если верить донесениям, приготовления эти приобретали всё более и более угрожающий характер. 1 апреля великий литовский гетман Григорий Ходкевич отписывал брацлавскому воеводе князю Роману Сангушко, исполнявшему обязанности польного гетмана, что неприятель намерен поставить новые замки в ряде спорных мест.
«Тот неприятель подлуг звыклости свое зрадливе панство Его Кролевское Милости поседати и замки на отчизне Его Кролевское Милости будовати змыслил и росказал, то есть в Лукомли, а на Саре», —
сообщал гетман князю и добавлял, что для этих работ в Полоцк нагнали видимо-невидимо посохи.
Прошло три недели. В новом письме великий гетман извещал всё того же адресата:
«Тые новины около умыслу того неприятеля не только не отменяют, але еще што и день слухи большии оттоль там з окраины доходят».
А что это были за « большии слухи », Ходкевич писал дальше. По его словам, с московской стороны « люд немалый, ездный, пеший и посоха на Нищи и на Уле зобрана », и этот собранный посошный люд « дерево вжо от килка недель готует, хотячи замки свои на кгрунте короля Его Милости ». А замки эти, продолжал гетман, неприятель намерен поставить в Чашниках, « на Сорице, у пяти милях от Витебска », на реке Саре, « у миле от Дрысы » и « на устьи реки Сволны, где впадывает у Дрису реку, в трех милях от замку Дрисы ».
23 июня Ходкевич писал всё тому же Сангушко, что, со слов витебского воевода Станислава Паца, « люди Московские, яко пешие, так ездные на тых часех выходили з Озерищ, огледаючи границою Озерицкою от Витебска городище врочищом на Болицку и на Тесте » и, по слухам, хотят ставить там свои крепости. Кроме того, засланные Пацем « шпегки » сообщали, что московиты « огледали конца врочищом Городка, который Городок ест село на границе Витебской и Озерицской и в борзде замок будовати хочут ».
Однако все эти известия о намерениях московитов закрепить за собой спорные территории, построив на них свои замки, спустя месяц померкли на фоне новых вестей с востока. 26 июля 1567 года оршанский староста Филон Кмита сообщал Роману Сангушко, опираясь на слова своих « шпегков »:
«В тых часех до Полоцка тридцать тисеч войска князя великого потегнуло з делы, а до Улы девять тисеч и к тому дей в Можайских полях собрал и положил люд великий, сам (великий князь — прим. авт.) поготову есть и тые дей дела (то есть артиллерию — прим. авт.), которыя по взятю Полоцком заставил на Холмце (в Холме — прим. авт.), выпровадити и вже к поли поготову казал».
Так что же задумал московский великий князь? На этот вопрос Кмита отвечал, что неприятель ждёт вестей от своих послов, которые вот-вот должны были приехать в Гродно. Если переговоры не увенчаются успехом, великий князь намерен со всей ратью и нарядом двинуться прямым ходом на Ригу.
Брацлавский воевода Роман Сангушко. Портрет XVII века
Не прошло и недели, как Кмита поспешил «обрадовать» князя Романа новой вестью. Служебный человек бывшего полоцкого воеводы Станислава Довойны, некий Торгоня, ездил в Москву и вернулся оттуда с четырьмя письмами Ивана Грозного к Сигизмунду II. Вместе с теми письмами Торгоня, писал дальше Кмита, привёз вести о военных приготовлениях царя.
« Сам дей князь великий есть на Москве, люд збирает и отсылает весь до Лук Великих », — сообщал служебный. А ещё великий князь, продолжал он, « наряд увесь, стрелбу выслал з Холмца до Дмитрова, и казал дей всего в двое готовить, куль и порохов, ниж под Полоцком было ». Но и это не всё. По словам Торгони, Иван приказал доставить к нему бывшего ливонского магистра Фюрстенберга, захваченного в плен в 1560 году во время взятия Феллина, и « показует дей ему великую ласку; которого за присегою его з иншими Немцами мает слать до Рыги, а сам за ним зов сим нарядом тегнути хочет ». Если же поход на Ригу не получится, завершал своё сообщение Довойнов человек, то Иван намеревался предпринять поход на Витебск.
С началом осени грозные признаки готовящегося московского наступления стали обретать всё более явственные очертания. 14 сентября 1567 году диснянский староста Б. Корсак сообщал польному гетману, что взятый в плен московский служилый человек на допросе показал: государь пока находится в Москве, но приказал войску собираться в Полоцке на день святого Николая зимнего, то есть 6 декабря. Кроме того, продолжал староста, Иван велел собрать посошных людей под наряд общим числом 40 000 человек.
Читать дальше