Арсений Насонов - Монголы и Русь. История татарской политики на Руси

Отношение Батыя к Ярославу, не изменилось, по-видимому, и тогда, когда великий князь попал в немилость при императорском дворе. Монгольская империя считалась собственностью целого рода (потомков Чингис-хана), члены которого должны были съезжаться вместе для обсуждения общеимперских дел на сеймы (курултаи); но вместе с тем монгольской империей управлял избиравшийся на курултае император — преемник Чингис-хана [88]. В основе верховного управления лежала известная двойственность, которая дала себя знать после смерти Угедея (1241 г.) [89]. С одной стороны, верховным авторитетом для потомков Чингис-хана, по принципу родового владения, был старший в роде, а именно Батый (с кончиной четырех сыновей Чингис-хана); с другой стороны, по принципу личного наследования, высшей властью пользовался тот из них, который занимал императорский престол, переходивший от Чингис-хана по прямой линии (Гуюк). Памятник житийной литературы, появившийся (как определил Н. И. Серебрянский) во второй половине XIII или не позже начала XIV в., признает, что русская земля принадлежит не только Батыю, но и каану; на ней «не подобаетъ жити… не поклонившеся има; мнози бо ѣхаша и поклонишась канови и батыеви» [90]. Первые десятилетия владычества татар, когда Золотая Орда не отделилась ещё от империи, «царем» для наших князей был именно «каан», или император, и его, а не золотоордынского князя, именовали они этим титулом [91]; «тое же зимы, — говорит, например, летописная запись времен Менгу-каана, — приеха Глѣбъ Василковичь ис Кану земли отъ цесаря» (Лавр., 1257) [92]; составитель свода дает понять (в другом месте), что «служба цесарю» является необходимой обязанностью владимирского князя (см. Лавр, л., 1252 г.). Эта «служба» прежде всего обязывала русских князей ездить в далекую Монголию.

«Они посылают также за государями земель, — писал Карпини о монгольских императорах, — чтобы те являлись к ним без замедления» [93]. Так, местные туземные правители Ирана впервые поехали в Каракорум еще в 1233 г., где были утверждены в своих владениях [94]. Царица Грузии Рузудан, провозгласив царем своего сына Давида, отправила его к Батыю, а тот, с своей стороны, послал его к Гуюк-каану [95]. Армянский царь Гетум, как известно, отправил своего брата к Гуюк-каану, а по воцарении Менгу Батый послал предписание царю Гетуму, чтобы тот явился на свидание с ним и с Менгу-кааном [96]. Некоторых князей в Монголии задерживали; у других же, которым они позволяли вернуться, по словам Карпини, вытребовали сыновей или братьев, которых больше никогда не отпускали, «как было сделано с сыном Ярослава, некиим вождем аланов и весьма многими другими» [97].

Мы можем установить, что почти непрерывно у «Кановичей» пребывал кто-нибудь из наших князей. Уже в период междуцарствия, при Туракине, первым «къ Канови» поехал Олег Рязанский (Новг. IV, 1242). По-видимому, он прожил в Монголии довольно продолжительное время, так как только в 1252 г. его «пустиша Татарове… в свою землю» (Лавр.) [98]. В первый же год, когда великий князь Ярослав посетил Орду, он послал своего сына «к Канови» (Лавр., 1243). Константин остался там с 1243 вплоть до 1245 г. Когда же он возвратился, ему на смену был вызван (поехал) сам Ярослав — как раз тогда, когда подготовлялись выборы нового императора.

Императорский престол после смерти Угедея оставался вакантным; около трех лет делами правила старшая из жен Угедея — Туракина, и выборы откладывались, так как старший в роде — Батый, будучи в плохих отношениях с сыном Угедея Гуюком, уклонялся от приглашений на курултай под предлогом болезни [99]. Наконец, Туракина и Гуюк начали действовать решительнее, пытаясь поскорее решить судьбу императорского престола (несмотря на натянутые отношения с Батыем) и в его отсутствие устроили выборы Гуюка. Ко дням избрания Туракина поспешила вызвать из провинций империи некоторых местных правителей и среди них великого князя Ярослава. Карпини видел их во время торжеств [100]. Решаясь на избрание императора в отсутствие Батыя, хотели, очевидно, иметь из отделенных областей, принадлежащих к территории Батыева удела, влиятельных представителей местной власти; Батый, с своей стороны, не мог, очевидно, воспрепятствовать поездке Ярослава в Каракорум, так как формально не порывал с Туракиной и Гуюком [101]. Прибывший из Батыева удела Ярослав показался по тем или иным соображениям опасным [102]; согласно рассказу Карпини, великого князя отравили (наши летописи также свидетельствуют, что Ярослав погиб в Монголии «нужною», т. е. насильственною смертью) и стали спешно вызывать ко двору Александра Ярославовича, намереваясь передать ему «землю отца»: «мать императора, — читаем у Карпини, — без ведома бывших там людей, поспешно отправила гонца в Руссию к его сыну Александру, чтобы он явился к ней, так как она хочет подарить ему землю отца. Тот не пожелал поехать и остался, а тем временем она посылала грамоты, чтобы он явился для получения земли своего отца» [103]. Как видим, не Батый был виновником смерти Ярослава. Можно думать, что Батый не изменил своего поведения по отношению к Ярославу, и до последних дней жизни владимирского князя пытался, поддерживать с ним связь: возвращаясь из Каракорума, Карпини встретил Угнея, который «по приказу жены Ярослава и Батыя» ехал «к вышеупомянутому Ярославу» [104]. Источники рисуют Батыя, как осторожного и выдержанного политика; любопытно, что современники называли Батыя саинхан, т. е. добрый, прекрасный хан [105], а из персидских источников мы узнаем, что его считали не только щедрым, но проницательным и умным [106].