В составе населения Батыева юрта, будущего золотоордынского государства, даже в центральной части его — Кипчака и Нижнего Поволжья — монголы представляли собою сравнительно небольшую группу, и Золотая Орда только условно могла называться татарским государством. «Четырех упомянутых эмиров — писал Рашид-ад-Дин на рубеже XIV в. — с четырьмя тысячами войска Чингис-хан отдал Джучи-хану; теперь большая часть войск Тохты и Баяна суть из рода этих 4-х тысяч, а то, что прибавилось (к ним), состоит из присоединившихся к ним войск русских, черкесских, кипчакских, маджарских и других, да во время междоусобий родичей некоторые из них ушли туда» [174]. Монгольская армия формировалась из всех покоренных народов. «Они вербуют, — читаем мы о татарах в письме вице-министра миноритов Богемии и Польши, — себе сторонников из побежденных и подчиняют себе, заключая с ними союз» [175]. Рассказывая о народе «моксель» (т. е. мокшанах, обитавших, приблизительно, в районе б. Пензенской губ.), Рубрук сообщает, что «их государь и большая часть людей были убиты в Германии. Именно татары вели их вместе с собою до вступления в Германию» [176]. Путешествовавший в Поволжье доминиканец Юлиан рассказывает, что большую часть татарского войска составляют степные народы тюркского племени, которые сами себя охотно называют татарами; [177]а хроника Матвея Парижского сохранила письмо двух католических монахов, из которого мы узнаем, что, хотя воины монгольской армии и «называются татарами, в войске их много куманов и псевдо-христиан ( pessimi christiani )» [178].
Собственно монголы составляли в стране административное ядро, играя среди своего войска (чрезвычайно пестрого в национальном отношении) роль дисциплинирующей, организующей силы. По свидетельству Юлиана, монголы ставились начальниками войсковых частей, начиная с десятка, чтобы предупредить измену в армии, набранной из различных порабощенных народов [179]. В число этих народов вошли, конечно, и русские.
Лаврентьевская летопись рассказывает, что взятого в плен при реке Сити князя Василька Константиновича «нудиша и много проклятии безбожниц Татарове обычаю поганьскому быти въ ихъ воли и воевати с ними» [180]. При взятии одного города он, по Рогеру, был окружен тожеством плененных русских, куманов, венгров и меньшим числом татар; сначала были посланы вперед венгры, а когда их перебили, послали в битву русских, «измаильтян» и куманов [181]. Первый набор, таким образом, был произведен среди русских еще в период 1238–1241 гг.
Но опасность мобилизации не исчезла и после возвращения монголов из западного похода. Из истории Киракоса мы знаем, что уже после того, как грузинским князьям (находившимся под властью иранских монголов) были возвращены их владения, их стали «притеснять… податями, требованием рекрутов и постоянными посещениями» [182]. По сведениям Вардана, татары (при Хулагу), выступив в поход против Мартирополя (Неперкерта), взяли «с собою грузинские войска под начальством Авага и Шаханшаха, к которым присоединился также Еликум» [183]. Это было в 1259–1260 гг. [184]Как оказывается, и русскому населению в дальнейшем пришлось также подвергнуться попыткам усиленной военной мобилизации.
На исходе 1262 г. войско иранского правителя Хулагу, переправившись через р. Куру, вторглось в кавказские владения Берке-хана. Известие о появлении иранского войска вызвало в Золотой Орде большую тревогу. «Когда Берке услышал, — сообщает египетский автор XIII столетия Ибн Васыль, — что войско Хулавуна уже вторглось в страну, он сделал воззвание к войску своему, чтобы садился на коня всякий, кому 10 лет (и более) от роду» [185]. Был отдан приказ и о наборе войск среди русских. «Бѣ же тогда нужа велика от поганыхъ», — читаем в древнейшей редакции жития Александра Невского, — «и гоняхуть люди, веляхоуть с собою воиньствовати. Князь же великый Олександро поиде ко царю, дабы отмолилъ люд отъ бѣды» [186]. Александр «отмаливал люд от беды», под которой разумелась «великая нужа» — попытка Орды «гнать» русских людей «с собою воинствовати»; очевидно, он считал, что для русского народа этот набор будет большим бедствием.
Итак, мы не находим оснований, чтобы решительно отрицать участие Александра Невского в восстании 1262 г. в качестве инициатора этого восстания. Но кто же организовал восстание?
Вечевая деятельность городов «изначала» подчинялась известной организации. Ростов был старый вечевой центр волости, когда-то оказывавший пригородам даже военную защиту, посылавший в пригороды посадников и выносивший вечевые постановления, к которым должны были присоединяться в своих решениях вечевые сходки младших городов: «на что же старѣйшии сдумають, на томъ же пригороди стануть» (Лавр., 1176); только новый, сравнительно, город Владимир незадолго до татарского нашествия оспаривал у Ростова право на положение земского центра. Но теперь, когда Владимир был разгромлен и опустошен и более не существовал как многолюдный город и как вечевой центр края, когда часть населения ушла на север, как раз в район Ростовского княжества, Ростов только и мог, в силу старой традиции, стать руководителем выступлений северо-восточных городов. Из текста летописного известия под 1262 г. можно понять, что именно из Ростова поднялась волна вечевых восстаний; встал Ростов, а вслед за ним и другие города «Ростовской земли». Дальнейшие известия, конца XIII и начала XIV вв., действительно, не оставляют сомнения в том, что старый Ростов сделался настоящим очагом народных, вечевых восстаний.
Читать дальше