Восток и Запад в очередной раз не смогли «встретиться», потому что их картины мира по самой сути были отличны, даже на космологическом уровне. Китайский менталитет, бравший начало в концепциях сино-тибетской группы языков, находил многие христианские идеи, происходившие из греко-римского, иудаистского и, позже, схоластического культурного круга, неубедительными. А китайские ученые, по большей части не заинтересованные в материях метафизического плана, выказали интерес лишь к представляемой иезуитами новой ренессансной технологии, совершенно отрешаясь от религиозных идей, выраженных в теологических догмах.
Поклонение предкам — древнейшая практика, предшествовавшая даже конфуцианским временам, была сродни бесконечно продолжающейся службе национальной памяти, корни которой уходили глубоко в коллективную психологию, вбирая в себя все, что было наиболее священного для семьи, клана и государства. Идея спасения одной единственной собственной души была бесконечно мала в сравнении с этой величественной по протяженности семейной традицией, которая, по словам одного миссионера, «разделяет нас и их подобно горному барьеру» [161] Cummins J. S. A Question of Rites. Friar Domingo Navarete and the Jesuits in China. Aldershot-Brookfield, 1993, c. 9.
.
Доусон предлагает следующий вывод: «Ритуалы имеют для конфуцианства то же значение, что и Закон для иудаизма, они ничуть не менее важны, чем внешнее выражение того вечного порядка, который управляет вселенной» [162] Dawson , Raymond. Imperial China. London, 1972, c. 159.
.
Полигамия (институт наложниц) была связана с поклонением предкам, потому что она гарантировала достаточное обеспечение человека отпрысками для священной обязанности поклонения умершим, а для императора полигамия носила в основном утилитарный характер. Эта практика также была живучей, так как тот член сообщества, который мог себе позволить иметь несколько жен, относился к наиболее ценным членам сообщества.
Китайцы в большой мере были синкретистами. По словам императора Ваньли, две религии — буддизм и даосизм — «были крыльями третьей», т. е. конфуцианства. Подобная терпимость смущала некоторых католиков, взращенных в более жестких традициях и все еще помнивших о потерях, понесенных Европой в Тридцатилетней войне и в более отдаленные времена инквизиции.
Принятие христианства, не приносившее никаких материальных выгод, могло позже обернуться помехой для карьеры и продвижения, а, по словам лорда Макартнея, «китайцев можно скорее заинтересовать немедленной выгодой, чем отдаленной отдачей». Он добавляет, что «исповедь претит их подозрительной натуре; мужья сочтут необходимость для жен делиться своими грехами с иностранцами особенно отвратительной» [163] Cranmer-Byng J. L . (ed.). An Embassy to China: Being the Journal Kept by Lord Macartney During His Embassy to the Emperor Ch'ien-lung, 1793–1794. London, 1962, c. 272.
.
Наконец, как прекрасно знали об этом сами миссионеры, их собственные внутренние дрязги, даже в пределах одного ордена, вносили в проповедь атмосферу скандала и разочаровывали потенциальных неофитов.
Спор о китайских ритуалах тесно связан с историей и судьбой старого ордена иезуитов. В течение тридцати лет после того, как Бенедикт XIV осудил методы иезуитов в Китае, этот спор полагали оправданием репрессии ордена Клементием XIV в 1773 г. Бенедикт настаивал на том, что моральные принципы ордена и спор о ритуалах имеют непосредственную связь; именно тогда он пошутил, что иезуиты так же упрямо боролись за «Конфуция Лойолу», как в самом начале отстаивали свою собственную непривычную теологическую систему. Старая иезуитская миссия в этом отношении никак не может сравниваться с современным состоянием ордена.
Некоторые иезуиты, например отец Шалль, признавали, что подход членов других орденов к проповеди был теологически безопаснее, но — давал ли он результаты? Многие монахи из конкурирующих орденов говорили, что методы иезуитов могли сделать обращение Китая проще, но в какую веру обращались бы китайцы — в чистое ли христианство? Старая пословица, гласившая, что Китай — это море, которое делает все реки, втекающие в него, солеными, объясняла и его религиозный синкретизм (то самое сплавление пантеонов), и безразличие к доктринальным тонкостям, которыми славится Азия.
Глава VI
Второй период деятельности миссии
(1723–1775 гг.)
Вследствие участившихся преследований, последовавших за осуждением китайских ритуалов, второй период деятельности миссии характеризуется уменьшением как количества иезуитов, так и количеством миссионеров вообще [164] См.: Camille de Rochemonteix . Joseph Amiot et les derniers survivants de la Mission francaise a Pekin (1750–1795). Paris, 1915; Joseph Krahl . China Missions in Crisis: Bishop Laimbeckhoven and His Times, 1738–1787. Rome, 1964.
. И все же существовал определенный рост количества китайских иезуитов за счет макаоских братьев, и к середине XVIII в. они составляли одну треть всех членов ордена в Китае. Однако к 1800 г. ни одного из них не осталось, и только несколько иностранцев, бывших прежде иезуитами, продолжали жить в Пекине [165] Cм.: Nicolas Standaert . The Jesuit Presence in China (1580–1773): A Statistical Approach, — Sino-Westem Cultural Relations Journal, # 13,1991, c. 4–15.
.
Читать дальше