Артуро Перес-Реверте - История Испании

В христианской Испании XIV и XV веков, точно так же как и в мавританской (к тому времени на Полуострове было всего пять королевств: Португалия, Кастилия, Наварра, Арагон и Гранада), гражданская война стала местным обычаем, таким же типичным, как паэлья, фламенко и коварство, – это если предположить, что тогда уже существовали паэлья и фламенко, в чем я далеко не уверен. Тон задавали амбиции и надменность аристократии, вмешательство духовенства в политику и общественную жизнь, бандитизм, группировки и поножовщина на ровном месте, за здорово живешь. Как Кастилия, так и Арагон, вместе с включенной в него Каталонией, в те времена были хорошо знакомы с междоусобными потасовками типа «пили-ели, веселились, посчитали – прослезились». И так же, как и предшествующие эпизоды нашей истории, эта эпоха щедро одарила нас первоклассным материалом для целого ряда поистине шекспировских трагедий. Мы запросто могли заткнуть за пояс Ричарда III и всех остальных обитателей туманного Альбиона. Следует, правда, признать, что в те времена повсюду жилось так, что мама не горюй, и ни итальянцы, ни французы, к примеру, от нас тоже не отставали. Отличие было лишь в том, что на Иберийском полуострове, по крайней мере в теории, у христианских королевств имелся общий враг, и этим врагом был ислам. Обратное тоже верно. Однако мы уже видели, что на самом деле взаимодействие мавров и христиан было процессом неоднозначным – это был настоящий коктейль, и не только из военных конфликтов, но и из альянсов, махинаций и других интрижек. И видели, что вся эта реконкиста как идея единой христианской Испании типа «Сантьяго, смыкай» [29] Боевой клич испанских христиан «Santiago, (y) cierra (España)», в котором упоминается апостол святой Иаков (Сантьяго), покровитель Испании, и команда сомкнуть ряды. Известен начиная с битвы при Лас-Навас-де-Толосе (1212). – и давай на них, создавалась постепенно, на протяжении долгого времени, явившись скорее следствием, чем общим замыслом нескольких королей, каждый из которых существовал, вообще-то, сам по себе, преследуя свои собственные интересы на собственной обособленной территории. На земле, на которой, если вывести за скобки вторжения сарацин, одинаково здешними были мавр, что молился лицом к Мекке, и христианин, читавший молитвы на латыни. Что на той, что на другой стороне дворяне, сборщики налогов и священники – без разницы, с тонзурой или тюрбаном на голове – были похожи, как близнецы-братья. И того, кто внизу, зовись он Маноло или Мухаммедом, во все времена – как и сегодня, в XXI веке, – гнобили одни и те же. А относительно разговоров о том, что (как утверждают некоторые) были такие места, в особенности на андалузской территории, где все три культуры – мусульманская, христианская и иудейская – жили в полном согласии и при всеобщем процветании бок о бок, прорастая друг в друга, и что раввины, улемы и клирики целовались при встрече на улице в уста сахарные, да еще и взасос, то это, скорей всего, полная ерунда. Среди прочего еще и потому, что тогдашние понятия о приятном времяпрепровождении, равенстве и сосуществовании не имели ничего общего с тем, что стоит за этими словами сегодня. Представление о толерантности сводилось приблизительно вот к чему: «слушай, чувак, ежели ты согласен, что я разорю тебя непомерными налогами, а ты при этом будешь сидеть тихо как мышка, то я, так уж и быть, не спалю тебе, пожалуй, дом, не отберу урожай и не попользуюсь твоей женой». Понятное дело, близость народов (как это случалось и вдоль других границ в Европе) вела к взаимопроникновению обычаев с чрезвычайно интересными плодами, так что из среды евреев вышло немало врачей, финансистов и сборщиков налогов, в том числе и при мусульманских королях. Но от отдельных фактов до утверждений (как у Америко Кастро; но оговорюсь, что сразу после гражданской войны 36-го года он, вообще-то, имел в виду другое), что на Полуострове были примеры мирного сосуществования, – дистанция огромного размера. Мавры, христиане и иудеи, в зависимости от того, где именно они находились, жили в страхе и притеснениях со стороны тех, кто был при власти, если власть была не у них самих; и как на мавританской территории, так и на христианской случались вспышки фанатичной жестокости, направленные против религиозных меньшинств. В особенности начиная с XIV века, когда вместе с растущим радикализмом, неустанно подогреваемым набирающей все большую силу католической церковью, на территории христиан участились преследования мавров и евреев. (Евреев так или иначе гнобили повсюду, однако именно наваррцы, подзуженные неким священником по имени Ольогойен – мало того что чокнутым, так еще и явным сукиным сыном, – претворяли соответствующие поучения в жизнь с истинным энтузиазмом, разорив пару раз еврейский квартал в Памплоне, а вслед за тем – сровняв с землей таковой и в Эстелье.) Впрочем, оставив в стороне хроническую юдофобию – мавры евреям тоже жару давали, – следует сказать, что три религии со своими обычаями и традициями нередко существовали в Испании бок о бок, однако никогда – на условиях равноправия, как утверждает кое-кто из тех, кто за все хорошее и против всего плохого, а также многие патологические оптимисты. А вот тем фактором, который и вправду перемешивал христианство с другими культурами, были переходы в другую веру. Когда вставал выбор: креститься, спастись бегством или дать себя поджарить на костре, – граждане сжимали кулаки и начинали молиться на латыни. И именно таким макаром очень знатные семьи, как иудейские, так и мусульманские, переходили в христианство, обогащая его за счет ценнейшего багажа своей исконной культуры. Одновременно с этим лучшие ученые головы, они же – апостолы обращения неверных, не за страх, а за совесть штудировали ислам и все то, что он нес с собой. Таким был случай блистательного Рамона Луллия: этот мальчишка с Майорки, из очень хорошей семьи, вбил себе в голову, что его призвание – спасать заблудшие души мавров, и так вот и вышло, что этот парень наловчился писать по-арабски лучше, чем по-каталонски или по-латински. Что само по себе уже – немалое достижение.