Стивен Рансимен - Падение Константинополя. Гибель Византийской империи под натиском османов

Сорок моряков-христиан доплыли до берега у турецких позиций. Позднее их зверски казнили на виду у города. В отместку двести шестьдесят находившихся в Константинополе пленников вывели на стены и обезглавили на глазах у турок.

Битва еще раз показала, что христиане превосходят турок в качестве своих кораблей и морском искусстве. Но тем не менее поражение дорого им обошлось. Они потеряли галеру, фусту и около девяноста своих лучших моряков. Только один турецкий корабль затонул. Город погрузился в глубокое уныние. Было ясно, что теперь уже турок не выдворить из Золотого Рога. Они не получили главенствующего положения; христианский флот все еще оставался на плаву, но гавань больше не была безопасной, и длинная линия стен, которые стояли перед ней, теперь не была свободна от опасности нападения. Грекам, которые помнили, что именно через эти стены крестоносцы вошли в город в 1204 году, перспективы казались особенно угрожающими; и император и Джустиниани отчаялись узнать, как теперь они могут управлять всеми защитами.

Переправив половину флота в Золотой Рог и сорвав попытку христиан выбить оттуда захватчиков, Мехмед одержал великую победу. Кажется, он все еще думал, что город придется брать, пробивая бреши в стенах на суше, но зато теперь он мог постоянно угрожать стенам со стороны гавани, держа при этом у бона достаточно кораблей для полной блокады города. Более того, если даже какой-то флот придет на выручку и сумеет прорвать блокаду, он не найдет покоя в гавани. Новое положение дел также давало султану более плотный контроль над Перой. Тамошние генуэзцы играли позорно двуличную роль. Правительство Генуи дало местным властям полную свободу, вероятно посоветовав им придерживаться нейтрального курса. Так они официально и поступали. Общие симпатии колонии были на стороне единоверцев-христиан по ту сторону гавани. Некоторые горожане влились в ряды Джустиниани. Купцы колонии продолжали торговать с городом, посылая ему все товары, которые могли уделить. Другие, правда, торговали и с турками, но многие из них взяли на себя роль разведчиков и докладывали Джустиниани все, что удалось разузнать в турецком лагере. Да и власти колонии настолько поставили под угрозу свой нейтралитет, что позволили прикрепить цепь, преграждавшую гавань, одним концом к их стене; и, хотя их корабли не принимали участия в боях, по всей видимости, генуэзские моряки помогали кораблям у заграждения. Однако любому генуэзцу трудно было любить греков и еще труднее – венецианцев. Немногие воины-храбрецы вроде Джустиниани и братьев Боккиарди со всем пылом бросались в бой; но в Пере, где обычный человек не ощущал непосредственной угрозы, такой героизм казался несколько сумасбродным.

Греки и венецианцы отвечали им такой же неприязнью. Да, они искренне восхищались Джустиниани и были готовы выполнить его приказы, да, они не скупились на похвалы в адрес других доблестных генуэзцев, но Пера казалась им рассадником христопродавцев. Нет сомнений, что у султана были там шпионы, как показала история последней битвы. Конечно, имелись подозрения, что и в Пере кто-то должен был знать о подготовке султана к транспортировке кораблей по дороге, которая проходила так близко к стенам города. И даже если этому, разумеется, нельзя было помешать, из Перы могли по меньшей мере хоть как-то предупредить об этом людей на той стороне гавани. Архиепископ Леонард, сам генуэзец, с некоторым смущением писал о поведении своих соотечественников [64].

Но не только константинопольские христиане были недовольны жителями Перы, а и султан. Попытки оккупировать колонию, пока он занят осадой самого Константинополя, были бессмысленны. Для ее штурма требовалось больше людей и орудий, чем мог выделить Мехмед, к тому же любое предпринятое против нее действие, скорее всего, заставило бы генуэзский флот прийти в Левант, и тогда турки потеряли бы господство на море. Но теперь, когда султанские корабли вошли в Золотой Рог, он окружил Перу. Тамошние купцы не могли с прежней легкостью добираться по гавани до Константинополя, доставляя последние сведения из турецкого лагеря. Без нарушения нейтралитета Пера уже ничем не могла помочь христианскому делу, и султан, по всей видимости, был доволен тем, что, по донесениям своих агентов в Пере, ее власти не собираются идти на такой риск.

Кроме того, султан теперь мог наладить более эффективную коммуникацию с армией Заганоса на высотах за Перой и базой своего флота на Босфоре. До той поры единственная ведшая туда дорога делала большой крюк, огибая болотистую оконечность Золотого Рога, хотя была возможность срезать путь в ее верхней части по неудобному броду. Сейчас, когда его корабли стояли в Роге, султан под их защитой смог построить мост через гавань несколько выше городских стен. Это был понтон примерно из сотни винных бочек, крепко связанных вместе попарно и соединенных в длину с небольшим промежутком между парами, – такова и была ширина прохода. На бочки уложили балки, а поверх – доски. По ним могли пройти пятеро человек плечом к плечу, а также тяжелые повозки. К понтону прикрепили плавучие платформы, достаточно крепкие, чтобы выдержать вес пушки. Таким образом турки получили возможность быстро перебрасывать войска с берега у Перы к стенам города под защитой пушек, а пушки могли под новым углом бить по Влахернским стенам [65] Поставленная в 1953 г. табличка, отмечающая место, где мост достигал стамбульского берега, скорее всего, находится в неверном месте, поскольку этот мост, разумеется, должен был вести не на узкую береговую полосу, над которой возвышаются мощные укрепления Влахерн и которую канал Дьедо отрезал от остальной турецкой армии, а к месту, недосягаемому для орудий на стенах. Однако Барбаро, который приводит самое полное описание и дату сооружения моста, говорит, что он заканчивался под «частоколом», под которым он, очевидно, подразумевает стену Влахернского квартала. .