Наталия Таньшина - Самодержавие и либерализм - эпоха Николая I и Луи-Филиппа Орлеанского [litres]

О трагических событиях Крымской войны и последних днях жизни императора Николая оставила воспоминания еще одна современница событий – Антонина Дмитриевна Блудова, дочь Дмитрия Николаевича Блудова, литератора и государственного деятеля, и Анны Андреевны, урожденной княжны Щербатовой.

Воспоминания о Николае были записаны Блудовой в октябре 1873 г. и хранятся в Российском государственном историческом архиве. Крымская война, по словам Блудовой, стала настоящим потрясением не только для Николая, но и для всей России: «Никто в России не предвидел, до каких крайних бедствий доведет двуличная политика Австрии, государь еще меньше других» [1026].

Антонина Дмитриевна составила прекрасный психолого-политический портрет государя: «По пылкости характера, по долгой привычке повелевать и встречать безусловное повиновенье, бывали у него примеры своеволия, но никогда это не было в пользу свою личную; – даже его ревнивое охранение монархической власти всюду и самодержавия у нас истекало из глубокого убеждения, что такая власть была необходима для хорошего управления. Конституционное правление он не любил потому, что считал эти беспрерывные интриги, искательство у избирателей или лесть и заискивание у депутатов самою опасною игрою, которая должна была в конце концов вводить фальшь и неприязнь между народом и царем». Николай говорил отцу Блудовой: «Я понимаю республику – и я понимаю самодержавное управление; это честные и открытые отношения, mais la ponderation des pouvoirs, это вечная борьба, которая зарождает двоедушие и междоусобную моральную войну» [1027].

Блудова подчеркивала такую черту характера Николая, как прямодушие. В качестве примера она приводила историю брака Наполеона III, который, объявляя о своем намерении, якобы сказал: «В царствующих домах на меня всегда будут смотреть как на выскочку». Николай Павлович сказал тогда отцу Блудовой: «Eh bien, j’aime cela! Voila un homme avec qui je pourrais m’entendre» (Ну вот, мне это нравится! Это человек, с которым я бы мог иметь дело. – Н. Т .). Антонина Дмитриевна записала: «Увы! Его собственная прямодушная натура поверила прямодушию у этого фигляра из фигляров, олицетворенная ложь и шарлатанство» [1028].

При этом самодержец Николай вполне принимал конституционный образ правления в Великобритании. Блудова писала: «Воротясь последний раз из Англии, государь, однако, сказал отцу моему: “Вот в Англии я понимаю Конституцию и помирился с ней. Там они как-то умеют соединять свободу с горячей любовью к монарху”» [1029]. Разделяя эту позицию, Блудова отмечала: «И точно, в одной Англии и есть хорошее парламентское управление, потому что оно не сочиненное, а выросло мало-помалу из разных обстоятельств в течение веков, выросло на исторической почве вследствие особенностей национального характера» [1030].

По ее словам, главное, что отличало Николая как государя, – это чувство долга и интересы государства: «…не он лично, а Он и Россия, Он и армия, Он и народ были нераздельные. На свой высокий сан, на свою власть и силу он смотрел не как на средство к превозношению себя, к наслаждению и беззаботной жизни, в роскоши и гордости; – нет; хотя он ошибался не раз, и был не раз обманут, и не раз обманывал себя, хотя человеческая слабость и человеческие страсти и всеобщее поклонение и искательства Европы могли завлечь его в многие ошибки, – все же мелкого эгоизма или беспощадного самолюбия у него не было никогда, и то, что многие считали самопоклонением в некоторых его требованиях по отношению к верховной власти, далеко не имело такого характера. Для него это было род священнодействия, служба Отечеству, назначенная ему самим Богом, обязанность, для которой он готов был жертвовать собою всегда» [1031].

Николай, как уже отмечалось, воспринимал действия Австрии, вступившей в войну против России, как самое настоящее предательство. При этом он всегда предельно заботливо относился к императору Францу-Иосифу. Блудова вспоминала, что императрица Александра Федоровна рассказала, откуда у государя была такая привязанность к молодому тогда еще Францу-Иосифу: «Еще в Мюнхенгреце старый император Франц I сожалел, на кого он оставляет империю: “Я стар и схожу со сцены. Наследника моего вы видели, – Вы знаете, что это такое. Второй сын мой (эрцгерцог Франц) немного лучше. Одна надежда на ребенка – на внука – но он младенец, – кто его поддержит. Я поручаю его Вашему Величеству, не оставляйте его!”. “Обещаю Вам, – отвечал он, – что я его не оставлю никогда, что я буду смотреть на него, как на сына!”» [1032]. Блудова писала: «И как свято он сдержал свое слово! И как низко и злостно Франц-Иосиф ему отплатил!» [1033]