Наталия Таньшина - Самодержавие и либерализм - эпоха Николая I и Луи-Филиппа Орлеанского [litres]

Итак, не имея официального разрешения и оставаясь в весьма щекотливой финансовой ситуации, княгиня приняла решение остаться в Париже. В июле 1838 г. с улицы Риволи она перебралась на улицу Сен-Флорантен, где сняла апартаменты в знаменитом особняке Ш.-М. Талейрана, скончавшегося в мае того же года. Здесь Ливен прожила двадцать лет, ежедневно принимая у себя, после полудня и по вечерам, виднейших европейских дипломатов и политиков.

Неопределенная ситуация вкупе с финансовыми сложностями, возникшими после смерти супруга, не оставившего завещания, очень беспокоили княгиню. Дарья Христофоровна обращалась за помощью к брату, пытаясь узнать, распространяется ли на нее российское законодательство, а именно царский указ от 27 апреля 1834 г., предусматривавший передачу в опеку имущество лица, отсутствовавшего в России без императорского разрешения более пяти лет. Она надеялась, что уже упоминавшееся письмо, адресованное ей Александром Христофоровичем в 1836 г. и содержавшее разрешение императора остаться за границей, освобождало ее от этого наказания.

Однако из очередного письма брата она узнала, что ее случай все-таки подпадает под действие означенного указа. Александр советовал ей немедленно обратиться к императору и просить о предоставлении отпуска на неограниченное время. Ливен оказалась на перепутье; ей было сложно написать непосредственно императору, а брат отказывался переговорить с Николаем Павловичем лично: «Вы считаете, что не можете поговорить с императором. Этот ужасный император! Как мое письмо может быть лучше Ваших слов? Вот уже восемь лет как император меня судит со всей строгостью, даже суровостью!» Она сомневалась, что император, от которого на протяжении этих восьми лет она не услышала ни слова поддержки, будет к ней великодушен. Дарья Христофоровна была в отчаянном положении; неоднократно в ее письмах той поры звучала одна и та же фраза: «Мне страшно!»; она писала, что «стоит на краю бездны» [766].

В конце концов она решила последовать совету брата и обратиться лично к императору, надеясь добиться «отпуска на неограниченное время». Это письмо княгини, как и ответ императора Николая, приводятся в авторском переводе.

Париж, 24 марта (5 апреля) 1843 года

Сир,

Много лет прошло с тех пор, как мое имя не тревожит больше память Вашего Императорского Величества. Не имея никого, кроме Вас, сир, я в то же время сомневаюсь относительно благосклонного отклика на мое письмо; однако очень давнее чувство подсказывает мне, что я еще могу рассчитывать на отзывчивость и доброту императора по отношению к моей судьбе. Я доверилась этому чувству и нижайше осмелилась воззвать к милости Вашего Императорского Величества в этом важном деле личного характера.

Ваше Величество, может быть, не совсем забыли о несчастьях, вынудивших меня покинуть родину. Ваше Величество знает, что всегда, и особенно со времени постигшей меня трагедии (имеет в виду смерть сыновей. – Н. Т .), мое здоровье было слабым и хрупким, и что 25 лет моей жизни, проведенные в условиях мягкого климата, сделали меня не способной вынести иной. Возраст мне приносит только невзгоды и болезни, усугубляемые проблемами со зрением. Я старая женщина; я слабею день ото дня, и те дни, что мне еще остались, я могу прожить только здесь.

Я полагала, что обрела разрешение на проживание, получив в свое время письмо от брата, написанное по особому распоряжению Вашего Императорского Величества [768]; однако по прошествии ряда лет мне нужно знать, что мой Государь мне это разрешает, и милость, о которой я Вас сегодня прошу, сир, это продлить на неограниченное время мое отсутствие.

Если что-то с моей стороны могло вызвать недовольство Вашего Величества, я Вас нижайше прошу, сир, простить меня. Скажите мне, что Вы меня простили. Прошу Вас, вспоминайте иногда о временах Вашего расположения ко мне. С этими воспоминаниями непременно всплывут в памяти воспоминания о моей привязанности, такой преданной, такой искренней, такой живой! Я сегодня та же, что и прежде. Можете ли Вы, сир, вновь стать тем, кем Вы были для меня раньше? От Вашего ответа зависит моя судьба.

С глубочайшим уважением к Вашему Императорскому Величеству, самая почтительная, самая покорная, самая верная из Ваших подданных, княгиня Ливен».

Копию письма императору Ливен отправила и брату. Она писала ему в тот же день, 24 марта (5 апреля) 1843 г.: «Я прошу милости, это – правда, но я не прошу ничего такого, чего не было бы пожаловано другим» [769]. Княгиня умоляла брата заступиться за нее, «защитить от ужасных русских чиновников» [770](слово « чиновники » в тексте написано по-русски. – Н. Т .); повторяла, что она не совершила преступления, уехав из России. Она писала: «Двадцать пять лучших лет моей жизни я провела за границей. Мое короткое пребывание на родине было прервано ужасным несчастьем. У меня не было в России никаких привязанностей и никакого невыполненного долга. Я не была ограничена никем и ничем, врачи настоятельно рекомендовали мне уехать. Проходили годы, и я больше не надеялась выздороветь. Я прошу милости разрешить мне прожить мою жизнь спокойно. Это к вам, мой дорогой брат, я обращаюсь с этой просьбой. И если память обо мне не найдет благоприятного отклика в душе императора, напомните ему о моем муже и его полувековой непрерывной и преданной службе» [771].