Оскар Шервин - Шеридан

Король желал не просто царствовать, а править. Он не был ни гением, ни пророком, но это был король с головы до ног. Он не ведал страха. По его словам, он не потерпел бы, чтобы кто-нибудь из членов его королевского семейства обнаружил недостаток храбрости. Ему было ненавистно все показное и притворное. Он подавал своим подданным пример простоты и высоко ставил семейные добродетели. Однако, как бы приветливо он ни держался с чернью, он свято чтил генеалогию. По его мнению, джентльменом мог считать себя только тот, чья родословная насчитывала по меньшей мере три поколения, и категорически отказывался утверждать в звании епископа тех, кто не являлся таким «джентльменом». Даже его антипатия к Фоксу становилась меньше в силу того, что он не мог не признать в нем джентльмена, «с которым, посему, не противно иметь дело». Но король унаследовал некоторые фамильные черты, которые характеризуют Ганноверскую династию не с лучшей стороны. Вот как отделал Александр Поп отца Георга:

Как и его предшественникам, Георгу III приходилось бороться со своими собственными религиозными предрассудками: подобно Стюартам, он свято веровал в божественное право королей на неограниченную власть. Для него Америка, оказавшая открытое неповиновение помазаннику божию, восстала против самого всевышнего. Взбунтовалась против бога и Франция, и он готов был сражаться (и заставить сражаться всю Англию) за монархию. В яром антикатолицизме он мог бы потягаться с Кромвелем. Невежество было основным его пороком.

Но первейшей своей задачей он считал борьбу с вигской олигархией, чьему диктату вынужден был подчиняться. Питт, вызывавший у него восхищение, потому и пользовался его доверием, что не был связан с олигархами-вигами никакими узами.

26 февраля 1781 года в палате общин происходило обсуждение внесенного Берком билля об экономической реформе. Мистер Бинг, член палаты от Мидлсекса, уговаривал Питта, недавно избранного от Эпплби, взять ответное слово и, по-видимому, понял его так, что он готов выступить. Питт же, напротив, выступать раздумал; ему и невдомек было, что мистер Бинг уже предупредил своих соседей о готовящемся выступлении новичка. Поэтому для него было полнейшей неожиданностью, когда, после того как закончил свою речь предыдущий оратор, раздались громкие крики: «Мистер Питт! Мистер Питт!» Все взоры в зале устремились на него. И ему пришлось принять вызов, брошенный, казалось, самой судьбой.

Питт встал — высокая, худощавая фигура. Никакого замешательства — ни одним жестом не выдал он своих чувств. В нем с первых же слов обнаружилась манера прирожденного парламентария. Ведь, как-никак, Питт принадлежал к четвертому поколению парламентариев: палата представителей была родным домом для его отца, деда, прадеда. Так что и он чувствовал себя в палате как дома.

Говорил он с полнейшим самообладанием, чистым и мелодичным голосом. Его речь произвела тем большее впечатление, что была произнесена экспромтом. Выступающий правильно строил фразу, выбирал точные выражения. Его аргументация отличалась последовательностью, связностью, законченностью, доводы были ясны и четки. С этого момента за ним укрепилась слава одного из лучших ораторов в палате. Он сел на свое место под громкие и долго не смолкавшие одобрительные возгласы. Лорд Норт, возглавлявший группировку политических противников Питта, сразу же заявил, что ему никогда еще не приходилось слышать столь превосходную первую речь. Когда кто-то заметил Берку, что Питт — достойный потомок старой гвардии, тот ответил: «Он не потомок старой гвардии, он и есть старая гвардия». А Фокс, еще не ведая, какую роковую роль сыграет Питт в его политической карьере, поспешил со своего места на передней скамье к более скромному месту Питта в задних рядах и сердечно поздравил его.

Подошедший в эту минуту к двум молодым людям парламентский ветеран воскликнул: «Я слышу, мистер Фокс, вы высказываете Питту восторги по поводу его речи. Вам и карты в руки: ведь, кроме вас, никто другой в палате не смог бы сказать столь же блестящую речь; я уже стар, но все-таки надеюсь услышать словесные баталии между вами в этих стенах, где мне довелось слушать споры ваших отцов».

Фокса это упоминание о былых распрях между вигами привело в замешательство. Он промолчал. Но Питт и здесь оказался на высоте положения. «Я не сомневаюсь, генерал, — ответил он, — что вы намерены дожить до мафусаиловых лет!»