Потом случилось то, что нередко происходило при битве слонов: оставшиеся без надзора махутов, измученные кровопотерями, подстегиваемые болью животные впали в дикую, неконтролируемую ярость и топтали всех без разбору, оставляя после себя полосу раздавленных трупов. Однако Пор, настоящий боец, еще заставлял слушаться слона, на котором восседал, направляя его раз за разом в самую гущу людей и животных, подгоняя своих воинов громкими криками, явно не собираясь проигрывать эту битву, не говоря уже о том, чтобы, подобно Дарию, броситься в бегство. Даже когда Кратер смог переправиться из основного лагеря через реку и вступил в сражение со свежими силами, он продолжал сопротивляться, хотя исход был уже ясен.
«Слон его продемонстрировал поразительное понимание и стремился помочь своему господину. Пока у него оставались силы, он противостоял нападавшим, отбиваясь от них при помощи своих бивней. Как только слон почувствовал, что его хозяин, раненный несколькими попавшими в него стрелами, обессилел и вот-вот упадет, он медленно опустился на колени и, осторожно захватывая хоботом каждую из стрел по отдельности, вынул их одну за другой из его тела». Так описал эту сцену Плутарх, поразившую его настолько, что автор даже позабыл о всегда присущей ему объективности.
В противоположность этому вполне достоверным представляется диалог победителя и побежденного.
«Скажи мне, Пор, как ты желаешь, чтобы с тобой обошлись?» — задал вопрос Александр.
«По-царски», — прозвучал ответ.
«Желаешь еще что-нибудь?»
«Словом «по-царски» я сказал все».
Два мира встретились здесь: полководец со своей отлично оснащенной, дисциплинированной армией, далеко обогнавшей современников по части использования различных видов вооружения, и раджа, ставший во главе бесстрашного, но тяжелого на подъем войска.
Александр оставил ему не только его государство (здесь проявление великодушия было частью его политики). Он подарил Пору и те княжества, которые еще даже не успел завоевать, — жест настолько щедрый, что и сегодня индусы не желают верить в то, что он, чужестранец, был на Гидаспе победителем. Ведь обычно потерпевшие поражение в битве теряют земли, но никак не приобретают их.
Горькая капля полынного сока упала в кубок победы Александра. Буцефал, хотя и не бросался со своим господином в атаку, был ранен копьем и у берега околел. Этот вороной жеребец нес его на своей спине от Пеллы до Геллеспонта, и дальше через Ионию, Фригию, Сирию, Египет, Месопотамию, Вавилон, Перейду, через Парфию, Бактрию, Арахозию, Гиндукуш, Согдиану и Хайбарский перевал. Хозяин позаботился об увековечении его памяти и на западном берегу, на том месте, где они переправлялись, основал город, назвав его Буцефала — поступок, который свидетельствовал об истинной глубине переживаемых им чувств. Ни один конь никогда не удостаивался такой чести. Когда полтора тысячелетия спустя Марко Поло проходил через северную часть нынешнего Афганистана, он познакомился в Бактре (Балкх) с одним баем, который хвастливо заявил, что его конь происходит от Буцефала…
Солдаты отдыхали всего тридцать дней. В соответствии с обычаем они воздвигли алтари, чтобы воздать богам благодарение за победу, и похоронили мертвых. Состоялись и гимнастические игры, театральные представления, чтение стихов. На состязания были вызваны и индийцы. Люди, которые еще совсем недавно выступали друг против друга с оружием в руках, сражались теперь лишь за первенство в наездническом искусстве.
Александр, вместе со своей свитой разместившийся во дворце Пора, спросил его: «Ты ведь знал о моей славе и, несмотря на это, выбрал язык оружия. Тысячи твоих воинов и оба твоих сына остались бы в живых, если бы ты повел себя так, как Таксил».
Ему перевели ответ Пора: «И ты когда-нибудь узнаешь, насколько переменчивой может быть слава».
Эти два по сути своей антипода со временем даже сблизились, причем побежденный взирал на победителя со смешанным чувством восхищения и недоумения. Что же это за человек, допытывался он у своих советников, неужели действительно бог, как утверждают?
В каждодневной жизни Пора все определяли женщины. Они готовили для него кушанья, а перед тем как подать их, снимали пробу — не отравлена ли еда. Они же пробовали и вина. И разве не они убаюкивали его сладостным пением, а потом поднимали, едва успевало миновать два часа, чтобы препроводить в другую опочивальню, к другим наложницам, желавшим пробудить его к жизни? По утрам они умывали его, причесывали, делали массаж и не прерывали ни одной процедуры, если вдруг прибывал чей-то посланник или же радже нужно было вынести приговор преступнику. В свое время существовал обычай присутствовать при пробуждении и утреннем туалете королевских особ: это было широко распространено при дворе Людовика XIV. Смотреть на властелина, когда он умывается или бреется, — такое право предоставлялось лишь в виде поощрения за очень большие заслуги и являлось признаком особой благорасположенности. Подданные были бы невероятно польщены даже в том случае, если бы после собственной свадьбы им дозволили привести в королевскую опочивальню своих молодых жен.
Читать дальше