Зигфрид Фишер-Фабиан - Александр Великий. Мечта о братстве народов

Это произошло где-то к востоку от Каспийских ворот, на краю солончаковой пустыни, скудный пейзаж которой не мог оживиться даже зрелищем вздымавшихся, покрытых снегом вершин гор Эльбрус, когда солдаты, отдыхавшие в палатках после тягот парфорсной [14] Парфорс — разновидность полевой езды, которая проводится как охота с гончими на зверя или по искусственному следу зверя ( прим. ред .). охоты, вдруг не на шутку разволновались. Некоторые бросились бежать сквозь узкие проходы между палатками к своим лошадям, другие лихорадочно грузили скарб на повозки; люди собрались перед шатром Александра, и по лагерю из уст в уста стало передаваться известие: «Мы отправляемся домой! Домой! Домой!!! Сам царь поведет нас!». Домой, в зеленые леса равнин, к водопадам, домой, в гостеприимные города у Фермопильского залива, домой, в воспетые Гомером дубравы, сады и поля, домой в Пеллу, Эги, Филиппы, Миезу… Все тяготы, смертельный страх, муки и лишения закончатся, они вернутся с богатыми трофеями, их будут встречать ликующие женщины, дети, невесты, матери, братья и сестры, друзья, и остаток жизни они проживут богачами в своих поместьях.

Мысль об этом пьянила, как вино, и кружила голову всем. Тем более тяжким оказалось похмелье, последовавшее вскоре. Все дело было в том, что домой была отослана только часть греческих наемников, с опозданием двинулись некоторые фессалийцы, и слух о возвращении был в первую очередь продиктован лишь страстным желанием возвращения.

Александр счел своим долгом созвать войсковое собрание. Перечислив заслуги воинов и их победы, он, признав, что армия действительно нуждалась в отдыхе, продолжал: «Если бы я счел правление в завоеванных нами странах надежным, то и сам бы решил вернуться, чтобы воспользоваться плодами своей славы. Однако все еще не так; побежденных можно удержать лишь силой нашего оружия, но не убеждением: еще жив Бесс, поднявший руку на своего царя, чтобы самому усесться на трон, все еще продолжают угрожать скифы, бактрийцы, согдийцы, массагеты, парфяне, арахозийцы, сакры, индийцы. Стоит нам повернуться спиной к ним, как они тотчас же набросятся на нас, словно мы — кучка старух. Во имя всех богов, мы теперь стоим на пороге победы! И кто из вас хотел бы легкомысленно отдать ее врагу в подарок?!»

Минуту спустя раздался клич: «Веди нас, веди нас, куда считаешь нужным, хоть на край света!» так писал Диодор.

На краю света воинам опять пришлось дожидаться. В течение нескольких месяцев продолжались набеги и стычки в гирканских лесах на южном берегу Каспийского моря. Необходимо было покорить живущие здесь племена и выявить представителей персидской знати, пытавшихся найти тут прибежище. Большая часть персов, и среди них двое сатрапов и участвовавший в заговоре против Дария визирь Набарзан, решила явиться добровольно и поэтому была помилована. Артабаз, хранивший до последней минуты верность царю, получил почетный пост в свите, трое его сыновей тоже были приняты при дворе Александра, поскольку они, как и их отец, который однажды просил убежища в Пелле у Филиппа, свободно владели греческим и персидским, а переводчиков всегда не хватало. Эти четверо сопровождали представителей греческих наемников, предложивших свою капитуляцию. Они были прощены при условии, что отныне их мечи будут подняты в поддержку Македонии. Александру был сейчас дорог каждый воин. Глупо было бы ссылать их на рудники, как это произошло после битвы при Гранике. Народы, населявшие территории между Каспийским морем и солончаковыми пустынями Центральной Азии, так необходимые для дальнейшего продвижения, были бы теперь умиротворены.

Вдоль южного берега простирались земли, которые природа одарила более чем щедро. Благодаря дождям и обилию воды здесь произрастали настоящие джунгли, возвышались невиданной высоты дубы, «медовые» клены, целые леса из рододендронов, олеандров. Но более всего поражало бематистов обилие живущих здесь тигров и леопардов. Взору воинов предстали виноградники, где они увидели гроздья длиною в целый метр, фиговые деревья, с каждого из которых можно было снять до центнера плодов, поля пшеницы, которая, казалось, росла здесь сама по себе. Радость от созерцания «счастливой Гиркании» омрачилась лишь однажды, когда Буцефала, которого под уздцы вел один из оруженосцев, поскольку он никому, кроме своего господина, ездить на себе не позволял, вдруг похитили. Фессалийский жеребец с белой звездочкой на лбу был для полководца не просто любимым конем: это был посланный ему с Олимпа предвестник удачи. Александр, узнав о краже, впал в. свой хорошо известный «ахиллесов» гнев, приводивший всех в ужас, и велел передать через своих парламентеров воинственным горцам, что сотрет их с лица земли, если Буцефал не будет ему возвращен. И день спустя с радостным ржанием конь бил копытами у шатра царя, припадая к земле, как его учили, чтобы наезднику было легче на него взобраться.