Иван Беляев - Вацлав Гавел. Жизнь в истории [litres]

В 1963 году проходит третий съезд Союза чехословацких писателей, который ясно обозначает курс на либерализацию литературной жизни. С большим опозданием состоялся официальный дебют Богумила Грабала, к читателю возвращается Йозеф Шкворецкий. Прямым следствием съезда стало создание под эгидой Cоюза писателей журнала «Tvář» («Лицо») – так назывался сборник поэта Франтишека Галаса. Первым редактором этого журнала, ориентированного на новую литературу, стал поэт Иржи Груша, зять Эдуарда Гольдштюкера, в будущем – не только литератор, но и политик. Он станет послом Чехословакии и Чехии в Германии, а позже министром образования.

Однако в очень скором времени Груша пал жертвой литературной полемики. Молодой литератор Владимир Медек (через несколько десятилетий он и его брат Павел переведут на чешский язык цикл книг о Гарри Поттере) написал статью, где указал на то, что из официальной чешской поэзии выброшено имя Сталина, а стихи, где он упомянут, или печатаются в сокращении, или не печатаются вовсе, хотя и принадлежат перу выдающихся авторов, от Витезслава Незвала до Павла Когоута. По своему духу статья отнюдь не была сталинистской, Медек лишь призывал коллег к последовательности и интеллектуальной честности. В своем ответе Груша упрекнул Медека в недобросовестно подобранных примерах, а под конец прямо заявил: он боится не того, что из сборников чешской поэзии исчезнет имя Сталина, а того, что через несколько лет его придется снова туда вписывать.

С одной стороны, позиция Груши вроде бы укладывалась во вполне официальный курс на десталинизацию. Одна из главных улиц Праги в 1962 году была переименована из Сталиновой в Виноградскую; властями был взорван крупнейший в мире памятник Сталину. С другой стороны, официальная цензура сочла статью слишком смелой, и через несколько месяцев Груша был вынужден оставить кресло редактора.

Новым шеф-редактором становится Ян Недвед, а одним из самых влиятельных членов редакции – уже опытный журналист Эммануэль Мандлер. «Мандлер был старше нас <���…> а главное, имел представление о том, как использовать то маленькое пространство свободы, что почти само собой открылось благодаря начинающемуся распаду режима», – вспоминает многолетний друг и соратник Мандлера Богумил Долежал 107 107 http://www.bohumildolezal.cz/texty/zprava-o-havlovi-a-tvari.html. . Одна из идей Мандлера – максимально расширить круг редакции и привлечь новых ярких людей. Среди таких людей был и Гавел. Его приход снял определенную двусмысленность ситуации: до него никто из членов редакции не был членом Союза писателей – довольно странно для журнала, выходящего от имени Союза. Позже Гавел привлек к работе своих старых товарищей Йозефа Тополя и Веру Лингартову, которые состояли в Союзе уже давно.

Вскоре «тваржисты» нажили себе двух врагов: Союз писателей и ЦК КПЧ (впрочем, уточняет Долежал, Союз и сам всегда находился под полным контролем ЦК). Союз писателей журнал поддразнил тем, что выпустил критическую статью о стихах председателя Иржи Шотолы. Кроме того, оппонентами редакции были молодые члены Союза, считавшие создание «Тваржа» общим достижением, а редакторов – узурпаторами, которые пытаются проводить свою собственную политику. Идеологов же ЦК смущало, что в журнал регулярно попадают «нежелательные авторы». Так, с явной прохладой была принята публикация переводов Хайдеггера и Ортеги-и-Гассета.

В 1965 году президиум Союза потребовал увольнения шеф-редактора Яна Недведа и обновления редакционного совета (в нем не должно было быть Мандлера, психолога Иржи Немеца и философа Ладислава Гейданека). Решение приняли почти единогласно, за него среди прочих голосовал даже Милан Кундера. Выступил на пленуме президиума и Вацлав Гавел:

У журнала нет сложной концепции. Он хочет лишь называть определенные вещи своими именами, говорить то, что его авторы действительно думают, и пытаться говорить так, чтобы это не было впутано в ритуал всех этих «но», «в некоторой степени», «хотя с другой стороны» и т.п.; хочет печатать вещи, которые считает внутренне аутентичными, не вторичными, последовательными в том, чем они хотят быть; хочет обойтись без компромиссов, лазеек и уступок – любой стороне. <���…>

Я не хотел верить, что литературная атмосфера так тяжело привыкает к чему-то столь естественному, как попытка говорить без устоявшихся фразеологических уверток. 108

По легенде, именно на этом пленуме сотрудник аппарата ЦК Павел Ауэрсперг скажет: «Этот парень будет для нас небезопасен» 109.