Лариса Печатнова - Спарта. Миф и реальность

По-разному исследователи отвечали и на вопрос, почему только две из шести тысяч освобожденных илотов были призваны в армию. Так, П. Кэртлидж не сомневался, что в эллинистической Спарте хватало илотов, способных выкупить себя на волю. Но то, что из шести тысяч только треть была зачислена в армию, он объясняет нежеланием Клеомена усиливать «тревогу и подавленность» среди своих гоплитов-граждан, как это было, например, в 370/69 г. [390]. Тоща спартанцы, объявив о наборе лаконских илотов в армию, сами же испугались слишком большого успеха своей рекрутской кампании: в списки было внесено шесть тысяч илотов. По словам Р. Талберта, «набор в армию такой орды потряс спартанцев и нанес удар по их нервной системе» [391]. Только убедившись, что число свободных людей (граждан, союзников, наемников) будет не меньшим, они несколько успокоились (Xen. Hell. VI. 5. 29).

При Клеомене еще сохранялись криптии (Plut. Осот. 28. 4), так что говорить о какой-то принципиально новой политике спартанского царя по отношению к илотам не приходится. Но, с другой стороны, Клеомен и здесь повел себя как новатор и политик, легко разрушающий идеологические стереотипы. До него еще никогда не освобождалась за деньги такая большая группа илотов. Это был важный прецедент, вскоре повторенный в гораздо большем масштабе Набисом.

Судьба Клеомена и Спарты решилась в битве при Селласии, на границе Лакедемона и Аркадии. Она, вероятно, состоялась летом 222 г. [392]. У Антигона было значительное численное превосходство — 30 тысяч против 20 тысяч Клеомена (Polyb. II. 65; Plut. Cleom. 27. 11). Спартанцы во главе с Клеоменом были разгромлены. Эта битва положила конец Клеоменовой войне. Спартанский царь в этом сражении фактически потерял всю армию: в живых, по свидетельству Плутарха, осталось не более двухсот человек (Cleom. 28. 8). Погиб также брат и соправитель Клеомена Евклид (28. 7). Клеомен с оставшимися людьми спешно вернулся в Спарту. Жителям он не мог помочь ничем и потому посоветовал во избежание лишнего кровопролития сдать город Антигону. Сам Клеомен с небольшой свитой направился в порт Гифий, оттуда переправился на остров Киферу и отплыл в Египет (29. 3–4). Источники единодушны в том, что Клеомен еще до битвы при Селласии подготовил свое возможное бегство (Polyb. II. 69. 11; Plut. Cleom. 29. 4).

Антигон Досон вошел в Спарту как победитель. Город, оставшийся беззащитным, сдался без всякого сопротивления. Впервые за многовековую историю Спарта оказалась в руках врагов. Наши авторы, Полибий и Плутарх, единодушны в том, что Антигон поступил с жителями очень гуманно (Polyb. II. 70. 1; Plut. Cleom. 30. 1). Как отмечает П. Олива, в этом пункте оба писателя использовали один и тот же источник — Филарха [393]. Редкое для завоевателя милосердие по отношению к спартанцам сам Антигон объяснял тем, что он воевал не против Спарты, а исключительно против Клеомена (Justin. XXVIII. 4. 12–13). Согласно Плутарху, Антигон пробыл в городе всего два-три для и за это время успел вернуть Спарте ее «прежние законы и государственное устройство» (Cleom. 30. 1: νοταμουⱯ και; πολιτειιπαν αφποδουισν). Полибий говорит примерно то же самое и в той же краткой форме: он «восстановил у них исконное государственное устройство» (II. 70. 1: τοω τε πολιωτευμα το; παωτριον αυφτοιεⱯ αφποκατασιηωσαⱯ), т. е. конституционную законность после «тирании» Клеомена. Из этих двух лаконичных ремарок можно сделать вывод, что Антигон произвел частичную реставрацию политического строя Спарты. Главным пунктом этой реставрации стало, скорее всего, восстановление эфората. Во всяком случае, в той политической борьбе, которая велась в Спарте в 220/219 г., самое активное участие принимали эфоры (Polyb. IV. 22. 5). Т. Африка полагает, что за тот короткий срок, что Антигон пробыл в Спарте, кроме восстановления эфората, никакого иного вмешательства во внутренние дела Спарты он больше не предпринимал [394]. По-видимому, были сохранены коллегия патрономов и шестая оба неополитов [395].

Что касается спартанской диархии, она в своем классическом виде исчезла навсегда. Павсаний утверждает, что судьбу царской власти решил отнюдь не Антигон, а сами спартанцы. По его словам, они «не пожелали, чтобы у них были опять цари, во всем же остальном у них и до сих нор остается прежнее государственное устройство» (II. 9. 3). Самыми решительными противниками царской власти выступили, скорее всего, вернувшиеся после бегства Клеомена изгнанники. Они и стали на ближайшее время главной политической силой и кадровым резервом для замещения должностей эфоров и геронтов. По мнению П. Оливы, Антигон доверил политическую власть в Спарте именно вернувшимся из изгнания эмигрантам [396]. Но теперь правители Спарты действовали не совсем самостоятельно. Антигон Досон оставил в покоренном городе беотийца Брахилла в качестве военного губернатора (Polyb. XX. 5. 12).