Всеволод Керов: Народные восстания и еретические движения во Франции в конце XIII — начале XIV в.

Совершенно иной характер носила та ересь, которая выражала интересы крестьян и плебеев и принимала наиболее последовательную революционную форму оппозиции феодализму. Эта крестьянско-плебейская ересь разделяла все требования бюргерской ереси, но, как отмечал Ф. Энгельс, шла неизмеримо дальше. «Из "равенства сынов божиих" она выводила гражданское равенство и уже тогда отчасти даже равенство имущества (5, с. 362). В ХII–XIII вв. крестьянско-плебейскую ересь еще с трудом можно было отделить от бюргерской, и лишь позднее, в XIV–XV вв., она развивается, как отмечал Ф. Энгельс, «в резко выделяющееся партийное воззрение». В качестве примера неразделенной ереси XII–XIII вв. он привел так называемую ересь альбигойцев, т. е. катаров и вальденсов (5, с. 363; 8, с. 314) [5] Термин «альбигойская ересь», применявшийся как современниками описываемых событий, так и последующими историками, условно объединяет различавшиеся по своему содержанию ереси вальденсов н катаров. . (После альбигойских войн начала XIII в. эти ереси оказались значительно ослабленными. Наиболее значительной на рубеже XIII–XIV вв. была ересь бегинов.)

Объясняя сущность процесса взаимодействия различных идеологических явлений, Ф. Энгельс писал: «Но, раз возникнув, всякая идеология развивается в связи со всей совокупностью существующих представлений, подвергая их дальнейшей переработке. Иначе она не была бы идеологией, то есть не имела бы дела с мыслями как с самостоятельными сущностями, которые обладают независимым развитием и подчиняются только своим собственным законам» (8, с. 313). Вместе с тем Энгельс показал, каким образом социально-экономические факторы влияют на изменения в характере религиозных представлений: «Но изменения, происходящие в этом запасе представлений, определяются классовыми, следовательно, экономическими отношениями людей, делающих эти изменения» (8, с. 315–316).

При наличии сходства, тождественности тех или иных элементов, составляющих ереси, не всегда можно определить причину этого сходства, которая могла быть двоякой.

Могло иметь место заимствование зарождающейся или уже сложившейся ересью положений другой ереси или ересей, порой распространенных в различных географических районах, иногда весьма отдаленных друг от друга. Это заимствование могло осуществляться путем личных контактов, а также в результате изучения различных материалов, касающихся другой ереси. Характер этого заимствования определялся, как это отмечено Ф. Энгельсом, особенностями социально-экономического развития районов распространения ересей, в частности сходством этих особенностей. Представители социальных групп одного района воспринимали в ереси другого то, что отвечало их классовым интересам и потребностям.

Но сходство этих ересей могло иметь место и при отсутствии связей, контактов между представителями еретических сект, действующими в различных районах, без влияния в какой бы то ни было форме одной ереси на другую. Указанное сходство могло оказаться результатом идентичного воздействия на идеологические процессы сходных социально-экономических и других условий.

В конечном итоге лишь конкретный анализ содержания тех или иных ересей может помочь ответить на вопрос о происхождении их сходства, характера их взаимодействия. При исследовании еретических движений нас будут интересовать взгляды еретиков, их отношение к католической церкви и государству, к феодальному строю в целом.

При изучении вопроса о взаимовлиянии ересей, различных еретических представлений мы имеем в виду также распространение в средневековую эпоху народных верований, составлявших неразрывную часть социальной психологии средневекового общества. Речь идет о религиозных представлениях, не сформулированных концептуально, бессистемных, нередко иррационального характера, связанных с традициями, восходящими к язычеству. Эти представления оказывали влияние на создание определенного антиклерикального умонастроения, антиклерикальной духовности народных масс.

Верования, характеризовавшие так называемую народную религию, неразрывно переплетались с представлениями, официально осужденными церковью как еретические.

Важнейшее значение для решения поставленных в настоящей работе задач имеют исследования советских медиевистов, прежде всего по вопросам, касающимся положения и классовой борьбы народных масс в феодальную эпоху, а также общих методологических вопросов. Это работы Е. А. Косминского (148), С. Д. Сказкина (194, 197), А. И. Неусыхина (169), Л. Д. Люблинской (162), 3. В. Удальцовой (213), В. И. Рутенбурга (179), Е. В. Гутновой (114), А. А. Кирилловой (142), Ю. М. Сапрыкина (182), А. Н. Чистозвонова (226) и других советских историков-медиевистов [6] См. о работах последних лет: Гутнова Е. В., Чистозвонов А. Н . (116). .