Всеволод Керов - Народные восстания и еретические движения во Франции в конце XIII — начале XIV в.

Инквизитор Бернар Ги, не скрывая своей ненависти к восставшим, пишет, что в 1320 г. во Франции появилась «некая новая зараза, подобная той, которая упоминалась в хрониках семьдесят лет назад». В другой хронике устанавливается связь между этими событиями в назидание потомкам, для того чтобы, «познав происходившие в прошлом опасные злодеяния, можно было в будущем избежать такие же и подавить их с самого начала… скорее в итоге предусмотрительности, чем применения силы». Осведомленный продолжатель хроники Гильома де Нанжи (как и другие хронисты) писал: «Во главе их стояли как бы вожди, созидатели сего обмана, один из них священник, изгнанный в силу своей злокозненности из церкви, другой — монах-отступник из ордена святого Бенедикта» (31, р. 625–626).

Иными словами, во главе восставших стояли бывшие члены духовенства, его низшего слоя, изганные из церкви из-за своих еретических взглядов. Представители низшего духовенства нередко во время классовых и социальных потрясений порывали с церковью и выступали вместе с народом.

В число участников похода вливалось все больше людей из народа, прежде всего бедняки ( inopes ). Сила их возрастала во время движения от селения к селению. Восставшие двигались в «огромном количестве» (31, р. 625–626), при приближении к Парижу их число достигало примерно десяти тысяч. Тем, кто стремился присоединиться к восставшим, приходилось избегать преследований местных властей, прежде всего судебных органов.

Молва о восстании широко распространилась по всей Франции и даже, как утверждает Бернар Ги, за ее пределами. Участники движения шли по двое ( bini processionaliter ), а в целом их «войско» выглядело как некое подобие клина ( in unum cuneum ). Впоследствии, когда движение расширилось, его участники были разбиты на сотни и тысячи. Впереди несли знамена и стяги, на которых было изображено распятие.

Хотя восставшие были плохо одеты и обуты, не имели запасов продовольствия, они не грабили простых людей, а те их охотно снабжали не только съестными припасами, но даже деньгами; у «пастушков» имелись палки с подвешенными к ним кошелями для денег, которые им подавали, но сами они ничего не просили». Факты оказания материальной помощи восставшим являлись свидетельством симпатий к ним не только людей, принадлежавших к наиболее обездоленным слоям деревни и города, но и тех, кто принадлежал к более обеспеченным социальным группам населения, к средним слоям, например к ремесленникам.

Каковы были планы восставших? Была ли у них программа? Почти во всех без исключения хрониках указывается, что «пастушки» говорили о своем желании «идти за море освобождать Святую землю от неверных». При этом они ссылались на божественные видения ангелов, якобы поручивших им это дело и т. д. Симпатии широких слоев населения еще более вдохновляли их.

Успеху заявлений «пастушков» способствовала и общая психологическая атмосфера ожидания крестового похода, царившая во Франции. Это было связано, в частности, с тем, что одним из вопросов, обсуждавшихся на созванных Филиппом V 28 апреля 1320 г. в Понтуазе Генеральных штатах, была организация нового крестового похода. Считая себя участниками такого похода, «пастушки» по существовавшему обычаю несли палки с кошелями для подаяний.

Однако дальнейшее развитие событий показало, что призывы к освобождению Святой земли были лишь своеобразным (может быть, невольным) тактическим маневром восставших, точнее, их вождей. Используя эти призывы, они рассчитывали укрепить свои ряды и привлечь новых участников. Эта тактика не была секретом и для современников описываемых событий. Один из хронистов прямо пишет про участников движения, что они «выдумали, что у них есть намерение добиваться возвращения Святой земли».

Выяснение намерений восставших имеет, разумеется, большое значение. Историки XIX в., упоминая о так называемом благочестии участников народных движений XIII–XIV вв., не отрицали антисеньориальной направленности этих выступлений. Современные же буржуазные историки при определении целей и намерений участников движения наряду с тезисом о кознях смутьянов сводят все к религиозному экстазу, религиозным мотивам, забывая подчеркнуть значение социальной подоплеки народных восстаний (236, р, 262–264).

По всей вероятности, у участников движения 1320 г., и прежде всего у их руководителей, существовали определенные планы и намерения, направленные в первую очередь против светских феодалов, духовенства и вообще богатых людей. Один из хронистов писал, что «в городах, замках, деревнях они, как разбойники, захватывали имущество жителей этих мест и церковное имущество» ( in Civitatibus, Castris, Villis bonna ipsorum locorum, et Ecclesiarum ut latrunculi Rurati fuerunt ). Другой хронист писал, что некоторые участники восстания заявляли, что «следует восстать против духовенства и монахов и отнять у них имущество». Призывы к борьбе против духовенства и экспроприации церковного имущества свидетельствовали о появлении на определенном этапе восстания ацтицерковной направленности,