Эммануил Беннигсен - Записки. 1917–1955

Утром 1-го марта, хотя и чувствовал себя еще нехорошо, я, тем не менее, отправился в Таврический дворец. От Воскресенского я шел параллельно с Московским полком, двигавшемся к Думе, чтобы засвидетельствовать свою преданность ей. У солдат вид был мрачный, подавленный, те, которых я спрашивал, по-видимому, сами не знали хорошенько, почему они взбунтовались и зачем теперь идут к Думе. Ближе к последней стояли другие части, которым какие-то «вольные» говорили речи, по временам выступали и офицеры. Во дворе Думы происходило столпотворение Вавилонское. Сюда поочередно входили войска и здесь им говорили речи Родзянко, Керенский, Скобелев и другие члены Думы. В следующие дни их выходили приветствовать от имени Думы подчас совершенно неизвестные личности, посторонние Думе, только, чтобы зря не задерживать войска. Нужно сказать, что иные части и отдельные команды приходили просто из страха, чтобы их не обвинили в контрреволюционности, а отнюдь не из-за престижа Думы. Почти все речи встречались криками ура, перекатывавшимися по двору Думы и по Шпалерной, хотя содержание речей было весьма различно и мало что из произносимого было слышно кому-либо, кроме стоявших совсем рядом.

В самой Думе царил хаос. Уже главный вход и Круглый зал были заняты толпой солдат и рабочих, большею частью вооруженных. В Круглом зале стояли пулеметы и ящики с патронами. Направо и налево стояли часовые и разрешали проходить дальше лишь имеющим пропуски. Помещения направо были заняты Советом рабочих депутатов и его отделами, комнаты же налево остались за Думой и ее учреждениями. Все они были переполнены народом, среди которого причастные Думе совершенно пропадали. Было тут много пришедших добровольно, чтобы получить от Думы тот или другой документ и обезопасить себя им на будущее время. Много находилось здесь людей, приведенных солдатами, а иногда и разными добровольцами, как арестованные. Тут же была и масса солдат и офицеров, частью из числа бывших в карауле, частью приводивших и уводивших арестованных, частью же умолявших, чтобы кто-нибудь сказал речь их частям.

Тут же вертелась какая-то молодежь обоего пола. Некоторые из них занимались хозяйством, разнося чай и бутерброды, что было безусловно необходимо, ибо многие оставались в Думе и день, и ночь. Среди этой молодежи было много евреев, причем большинство женщин были хорошенькие — невольно начинало вериться утверждению, что для пропаганды среди солдат особенно пользовались услугами красивых женщин. В Приставской выдавались разные пропуска, причем бланки их валялись на всех столах. Заполнял их, кто хотел, и нужно было только найти печать, чтобы приложить ее к пропуску, что подчас занимало немало времени, ибо в давке нелегко бывало найти того, у кого эта печать в тот момент находилась. В эти первые дни революции эти пропуска заменяли собою любые паспорта, и особенно ценились в городе.

Далее, в комнате 2-го помощника секретаря Думы и Секретаря ее помещалось Управление коменданта Петрограда, сперва членов Думы Энгельгардта, а затем Караулова. Здесь работали в этом хаосе несколько офицеров из Главного Управления Ген. Штаба, уже в первый день революции согласившихся помогать Энгельгардту, их товарищу по Академии. В награду за это они получили через несколько дней видные назначения в Военном министерстве, из делопроизводителей попали в товарищи министра или начальники отделов. В комнате начальника Общего отдела канцелярии Думы и его делопроизводства помещался Временный Комитет Думы. Здесь происходило обсуждение всех важнейших вопросов, о чем я еще поговорю дальше. Наконец, кабинет председателя Думы, его старшего товарища и редакторская были предоставлены членам Думы, и вместе с тем служили помещением для арестованных. Так как последних приводили десятками и занимались ими всего три члена Думы, то я немного помог последним. Бывших сановников, игравших крупную политическую роль за последнее время, отделяли и направляли в министерский павильон, где они содержались под строгим караулом, числясь за Керенским. Всех прочих чиновников и офицеров проводили в кабинет председателя Думы и затем помещали частью здесь, частью в редакторской. Наконец, городовых и лиц без всякого официального положения помещали на хорах зала общего собрания Думы, которые и были быстро заполнены.

Когда я в первый раз зашел в этот зал, то мне показалось, что скоро должно начаться какое-то заседание: иллюзию портили только разместившиеся и в этом зале солдаты. Кого только не приводили в эти дни арестованными в Думу! Попадали в Думу и министры, и лица свиты Государя, и просто генералы и офицеры. Встречались здесь и губернаторы, директора департаментов и врачи. Встретил я тут генерала Дашкова, интересовавшегося, главным образом тем, какой он тут получит завтрак. Его отпустили очень скоро. Дольше просидел харьковский губернатор Келеповский, которого привели в Думу из гостиницы, где он остановился. Ему пришлось переночевать на стуле в Думе. В коридоре встретил я директора императорских театров Теляковского, которого только что привели солдаты. Был арестован, но сразу отпущен из Думы мой свояк, Снежков, растерявший при этом свои калоши и долго не могший этого забыть.