Юлия Евдокимова - Ужин с Медичи. О власти, страсти и бисквите

На втором этаже, носившем название «piano nobile», находились жилые покои хозяев и представительские помещения. В отштукатуренных залах находились спальни и кладовые. Помещения, которые находятся вокруг квадратного внутреннего дворика палаццо, имеют небольшой размер.

Внутренний дворик, где растут лимонные деревья и установлены скульптурные изваяния, повторяет основную идею прямоугольника с делением на три яруса. С этого времени внутренние дворики стали обязательно присутствовать во всех аристократических дворцах.

Микелоццо создавал дворец в течение 20 лет.

Для украшения внутреннего двора была поставлена статуя Давида работы Донателло, символичная и опасная одновременно.

В глазах флорентийцев юный Давид, победитель Голиафа, был символом города, и, установив статую Давида, Козимо говорил о своей принадлежности к Флоренции и разделении интересов простых граждан.

Но с другой стороны, Давид взрывал все каноны и существовавшие нормы морали.

Впервые с античных времен глазам публики представала свободно стоящая обнаженная мужская фигура. При этом Донателло удалось создать настолько живого и чувственного Давида, очень женственного в своей хрупкой красоте, что это казалось открытым вызовом: во Флоренции к этому времени около 14 000 человек были осуждены за гомосексуализм, каравшийся очень строго.

Козимо, воспитанный на великих произведениях древности, с легкостью обошел острый момент.

Хрупкость подчеркивала победу Давида не с помощью физической силы, а с помощью Бога, и на постаменте красовалась не сохранившаяся до нашего времени, но зафиксированная в исторических документах надпись: «Побеждает тот, кто сражается за отечество. Господь сокрушает гнев могущественного врага. Мальчик одолел страшного тирана. Торжествуйте, граждане!»

Ренессанс родился.

Названия виа Ларга больше не существует, сейчас улица носит имя Кавур, но по-прежнему стоит здесь холодный светлый дворец, построенный для Козимо и ставший на долгие годы домом для его внуков, Лоренцо Великолепного и его брата Джулиано.

Во внутреннем дворе среди лимонных деревьев вы увидите множество прекрасных статуй, но нет среди них хрупкого юного мальчика. Сегодня статуя Давида находится в музее Барджелло.

Казалось, Флоренция надолго останется под властью Медичи.

Но семья Альбицци не простила унижения. Старые семьи придерживались старых традиций и не понимали интереса к идеям гуманизма, древней философии, считая их угрозой христианским ценностям.

Ко всему прочему Козимо усовершенствовал систему описи имущества для налоговых сборов республики, созданную его отцом, она стала угрозой материальному благополучию старых семей.

Решающим моментом в разгорающемся конфликте оказался вопрос военных действий против города Лукка, перешедшего под покровительство Милана. Козимо был против войны, но не смог противостоять большинству. Ему пришлось согласился с планами военной кампании, которая в итоге провалилась.

Козимо сделал то, что сделал бы любой современный здравомыслящий человек, чувствуя, что тучи сгущаются. Он потихоньку вывел из Флоренции свои активы и вывез семью.

Успел вовремя. Несколько раз ворота дворца кто-то вымазывал ночью кровью, а Козимо старался не обращать внимания и торопился, проводил по нескольку рискованных банковских операций за один день, отправляя деньги и ценные бумаги в римский и венецианский филиалы своего банка. Обеспечивая финансовую стабильность семьи и банка, Козимо не мог одновременно заниматься политическими вопросами и упустил власть в республике.

Ринальдо д’Альбицци в это время взял под контроль новые выборы в Синьорию — правительство Флорентийской республики, и на ключевые посты пришли его люди.

В сентябре 1433 года Козимо был вызван в Синьорию из своего поместья за пределами города. Как друзья ни отговаривали, он явился и после беседы с главой-гонфалоньером был арестован начальником охраны с вооруженными людьми. Козимо быстренько сопроводили на самый верх башни дворца Синьории и заперли в тесную камеру, которую флорентийцы называли Albergetto (Гостиничка).

Медичи снова оказался над Флоренцией, на высоте главной башни дворца ее власти, но в тесной камере и с неизвестным будущим.