Владимир Фромер - Солнце в крови. Том второй

Освободившись после действительной службы, он и не думал оставаться в киббуце. Но он был гордый. Сам не хотел навязываться. Сидел и ждал, когда его позовут. И его позвали. Не кто-нибудь, а сам Рафуль. Военная карьера Гада была обеспечена. За несколько дней до того, как он погиб, было решено послать его на высшие командные курсы во Францию. Не судьба…»

Зеэв Цаль хмурится, замолкает и вдруг расплывается в широкой улыбке. «Знаете, как Гади отнесся бы к интифаде? Он бы сказал: „Дайте мне неделю сроку, и арабы даже слово это забудут“».

Кладбище в киббуце Тель-Ицхак ничем не напоминает наводящие унылую тоску «города мертвых» в центральных районах страны. Здесь много зелени, и даже солнце не жалит с неутолимой яростью, а лениво щурится сквозь густую зеленую листву. Разросшиеся деревья стоят у могил, как на страже.

Здесь часто можно увидеть маленькую старую женщину, почти ослепшую от пролитых слез, и ее седого морщинистого спутника с очками-оглоблями на длинном носу. Это — родители Гади. Давид и Гана Манела. Они живут воспоминаниями, и память их сохранила мельчайшие подробности рокового дня.

Давид: «В ту пятницу я работал на нашей фабрике в Петах-Тикве. Вдруг появился секретарь киббуца. Друг нашей семьи. Было в его лице что-то такое, что я сразу все понял. Мы вышли в молчании. Сели в машину. Он сказал: „Гади погиб. Дай я поведу“. — „Нет“, — ответил я.

Мы приехали в киббуц, где на остановке уже ждала медсестра. Втроем мы отправились в детский сад, где работала Гана.

Я сказал ей, что Гади ранен.

„Где он? — закричала Гана. — Я поеду к нему“.

Мы пошли домой, и там я открыл ей правду…»

Гана: «Я вопила, как дикий зверь. Хотела выпрыгнуть в окно. В четыре часа приехал Рафуль с женой. Он так любил Гади. На его похоронах Рафуль плакал. Я это видела своими глазами. Ну и что? Я плачу уже четверть века. Только этого никто не видит».

После смерти Гади Рафуль написал его родителям: «Он был лучшим из лучших. Такого офицера, как он, никогда не было и больше не будет. Ему суждено стать примером для последующих поколений».

Когда Рафаэль Эйтан стал начальником генштаба, он повесил в своем кабинете фотографию Гади Манелы. Многие уже не знали, кто это, но стеснялись спросить командующего.

На снимках: Давид Элаэар (вверху слева), Авигдор Кахалани (вверху справа) и Йоси Бен-Ханан (внизу слева)

2-го сентября 1973 года в Каире состоялась тайная встреча руководителей Египта, Сирии и Иордании. Король Хусейн впервые узнал о плане «А-Шрара» («Искра»), предусматривающем войну против Израиля на двух фронтах. Не торопясь, подумав, согласился король вступить в войну, если Сирия и Египет обеспечат его армию воздушным зонтом. Своих ВВС у короля не было. И Асад, и Садат знали, что требование это невыполнимо. Но иорданский Легион мог сковать хоть какую-то часть израильских сил и помочь тем самым Сирии в тяжелой борьбе на Голанах. Большего от Иордании не требовалось. Короля не уведомили о дате начала войны. Эту тайну знали лишь два человека: Садат и Асад.

— Мы с президентом Сирии должны еще уточнить некоторые детали, — с улыбкой сказал Садат иорданскому гостю. Хусейн нахмурился. Это нарушение этикета, но выхода не было, и он откланялся.

Проводив Хусейна, Садат и Асад вышли на увитую зеленью террасу президентского дворца. С невидимого отсюда пруда тянуло приятной свежестью. Президенты уселись в мягкие кресла и несколько минут молчали.

«Насер чувствовал себя хорошо лишь в окружении посредственностей, — думал Асад, глядя на грубые черты лица Садата, — поэтому он и сделал его вице-президентом. Бог мой, до чего же вульгарны манеры этого человека. Сколько пафоса и театральной крикливости!»

Садат, словно прочитав его мысли, сказал, улыбаясь:

— Мы с вами терпеть друг друга не можем, г-н президент. Вас воротит от моих манер, моей демократичности, моего вида. Я не выношу вашего снобизма. Но сегодня это не имеет никакого значения, потому что от нас с вами зависит будущее арабской нации. Сейчас мы с вами уточним последние детали предстоящей кампании.

— Я внимательно слушаю, г-н президент, — любезно произнес Асад.

Садат продолжил:

Мы уже решили, что синхронно атакуем Израиль 6-го октября, в еврейский День покаяния, когда вся жизнь у них замирает. Это даст нам огромное преимущество и увеличит шансы на победу. Мы с вами должны договориться о максимальной координации действий на двух фронтах. И не забывайте, г-н президент, что наши военные задачи четко ограничены. На первом этапе вы должны захватить Голанские высоты и прорваться к Тивериадскому озеру. Мы же форсируем канал и захватим плацдармы на его восточном берегу…