Владимир Фромер - Солнце в крови. Том второй

И вот настал день, когда она, забрав детей и послав Дана к черту, уехала в Америку, к отцу, известному адвокату.

Потом Эллен сделала неплохую карьеру. Стала профессором кафедры английской литературы в Стэнфордском университете. Вновь вышла замуж. И опять за еврея. Видно, пребывание в Израиле затронуло какие-то глубины ее души. Бен-Амоцу она оставила все имущество, не потребовала алиментов. Просто навсегда ушла из его жизни, тихо прикрыв за собой дверь.

Она не возражала, чтобы Дан поддерживал контакты с детьми, но он сам этого не хотел. Ей же написал несколько писем. Она не ответила.

Уже после его смерти ее разыскала в Калифорнии корреспондентка газеты «Маарив». Эллен сказала ей с отрешенной печалью: «Я не ответила на его письма, потому что боялась возобновить с ним контакт. К несчастью, он причинял лишь страдания всем, кто его любил. Так это было всегда. Ничего не изменилось. Лишь очень немногим из своих друзей он не влез в душу в грязных ботинках…»

В 1992 году израильский журналист Амнон Данкнер опубликовал биографию Дана Бен-Амоца. Книга эта сразу же стала бестселлером. Прочитавший ее инспектор полиции сказал: «Если бы Дан был жив, я привлек бы его к уголовной ответственности за употребление наркотиков и растление малолетних».

Данкнер и Бен-Амоц часто развлекались вместе. Как-то, за год до смерти, Бен-Амоц сказал приятелю:

— У тебя бойкое перо. Почему бы тебе не написать мою биографию?

— Ты это серьезно? — удивился Данкнер.

— Вполне.

Бен-Амоц уже знал, что он неизлечимо болен. Данкнер подумал и согласился. Но поставил условие, что Дан будет с ним сотрудничать и расскажет ему все, что он пожелает о нем узнать.

Бен-Амоц условие принял. И очень скоро пожалел об этом.

Данкнер вцепился в него, как бульдог. Их застольные беседы превратились в интервью, похожие на допросы. Напрасно Дан пытался что-то скрыть, переиначить, приукрасить. Данкнер неизменно докапывался до истины. Поняв, что проигрывает поединок со своим биографом, Дан стал избегать его.

Летом 1989 года Дан Бен-Амоц устроил для друзей прощальный вечер. В его доме в Яффо собрались писатели, журналисты, художники, светские знаменитости и несколько женщин, которых он когда-то любил.

Это был последний его бенефис и прощание с жизнью. Рак уже пожирал его изнутри. Отринув мир страстей, суеты, книг и любовного пота, Дан Бен-Амоц приготовился остаться наедине со смертью.

Дан прочел присутствующим отрывок из своего рассказа о том, как он прощался со своей матерью в гостинице во Львове в 1938 году. Мать прижимала сына к груди и шептала на идише нежные слова. Им больше не суждено было встретиться. Вся семья Дана погибла в Катастрофе, превратилась в легкий дым над крематорием…

Дан читал и плакал. Плакали все. Подозрительно чесались глаза и у Амнона Данкнера, но он сдержал слезы, потрясенный неожиданным озарением. Данкнер вдруг понял, что Дан был любовником своей матери…

Вернувшись домой, Данкнер всю ночь перечитывал книги Бен-Амоца, ища подтверждения своей догадке. И нашел. И открыл жуткую тайну Дана, являющуюся ключом к пониманию его личности.

На следующий день рано утром Данкнер пришел к Бен-Амоцу и рассказал о своем открытии. Дан сидел, окаменевший. Потом зарыдал, забился на полу, как в припадке падучей, норовя размозжить голову о стенку.

Наконец, стал говорить, захлебываясь от слез, сломленным голосом. Завершив исповедь, Бен-Амоц долго молчал. Молчал и Данкнер. Он просто не знал, что сказать. Наконец Дан глухо произнес: «Уходи. Я не хочу больше видеть тебя. И забудь о нашем договоре…» Данкнер потом говорил, что Бен-Амоц позвонил ему из больницы в Нью-Йорке и разрешил продолжить работу над его биографией. Никто этого утверждения подтвердить не смог, и оно осталось на совести биографа.

Дан Бен-Амоц родился в 1924 году в польском местечке Ровно. Родители, Захария и Этель Тегелимзейгер, назвали сына Моше.

Ровно населяли преимущественно евреи. Сотни таких еврейских местечек были разбросаны по территории тогдашней Польши.

Отец, владелец мясного магазина, с утра до вечера занимался своим бизнесом.

О матери Дана — разговор особый. Это была женщина дородная, осанистая, с легкой поступью и тяжелым шлемом темных волос. Было в ее глазах что-то, вызывавшее смутное раздражение и беспокойство. Захария был ее вторым мужем. О первом муже Этель мы знаем лишь то, что она вышла за него в 16 лет. Через год он умер от чахотки. Узнав о его смерти, Этель пришла в исступление. Ворвалась в комнату, где остывало тело, схватила плевательницу, которой пользовался чахоточный, и с воплем: «Не хочу больше жить!» — осушила ее, как стакан водки.