Евгений Гонтмахер - Демонтаж коммунизма. Тридцать лет спустя

Основной гипотезой проекта была предполагаемая взаимосвязь между институциональной системой тоталитаризма и типом личности, сформированной его институтами. Человек поддерживал эту систему, поскольку, находясь внутри пространства «закрытого общества», был вынужден разделять ценности и смыслы, которые задавались государственными структурами (управления, армии, образования, работы, пропаганды), даже если они вступали в противоречие с его собственными, частными интересами существования или даже выживания в условиях репрессивного государства.

Возможности самосохранения были обусловлены релятивизацией требований тотального государства, с одной стороны, и, с другой – разведением плоскостей публичной и частной жизни, ценностно-нормативной фрагментацией сознания и поведения (двоемыслием), что неизбежно приводило к имморализму и прагматическому цинизму в самых разных сферах повседневной жизни. Благодаря подобной социальной «пластичности» обеспечивалось как приспособление подданных к нереалистическим (в силу их чрезмерности и идеологической заданности) требованиям власти, с одной стороны, так и адаптация самой власти к запросам населения, его скрытого саботажа, проявляющегося в характере подневольного труда и обыденного поведения, с другой. Поэтому особый интерес исследователей был направлен на структуры сознания, которые определяли жизненный мир, аспирации и стратегии выживания или приспособления этого человека.

Постановка задачи воспроизводила классическую для социологии дилемму соответствия «человека» и «социальной системы» 293 293 Она могла развертываться на самом разном социальном материале – от описаний «национального характера» до концепции конформизма «базовой личности», равно как и выявления разного рода отклонений от нее: функций маргиналов, девиантного поведения и т. п. , но решение Левады связать кризис советского тоталитаризма с кризисом институциональных механизмов воспроизводства лояльного режиму человека, с нарастающим расхождением ценностных и нормативных установок государства и частного индивида было совершенно новым шагом в разработке этой общей проблемы. Методически ее решение сводилось к тому, чтобы установить степень соответствия между системой позднего советского общества и массовым человеком, расхождения между коллективной идентичностью и частными запросами, особенностями жизненных стратегий, социализации и т. п. Развитие темы виделось, помимо сказанного, в понимании того, как распределяются различные типы человека по функциональным сегментам институциональной системы 294 294 Правда, эта задача стала актуальной лишь после завершения основной фазы исследования и получения повторяющихся результатов, с одной стороны, и в связи с необходимостью осмыслить закономерности реверсного развития российского общества уже после реформ, с другой. Толчком к ее постановке стала роль, которую сыграли силовые структуры и их образовательные учреждения, оказавшиеся ресурсом регенерации тоталитарного сознания, «этики» коррумпированного режима. .

Выводы исследования натолкнулись на полное неприятие российской образованной публики. Наибольшие недоразумения вызвала сама концепция «советского человека» 295 295 Выводы исследования расходились с упованиями на быстрое завершение демократического транзита. Многие увидели в ней идеологически мотивированное или ресентиментное описание. Как и в большинстве подобных случаев, никакой предметной критики не последовало. Речь шла о ценностно мотивированном неприятии самого подхода. Ничего специфического в такой реакции нет. Ошибка ректификации или опредмечивания исследовательских конструкций характерна для тех стадий эволюции социальных наук, когда возникающие новые специальные внутридисциплинарные конструкции человека расходятся с обыденными представлениями о «целостности человека». Чтобы не описывать здесь возникающие типовые коллизии «common sense» и научного метода конституирования предмета исследования, отошлю читателя к давней работе Р. Дарендорфа «Homo sociologicus» (1957), вошедшей в его книгу «Pfade aus Utopia» (1967). В 2002 г. она была издана по-русски: Дарендорф Р. Тропы из утопии. Работы по теории и истории социологии. М.: Праксис, 2002. С. 174–290. . Поэтому, прежде чем перейти к содержательному изложению результатов исследования, я должен пояснить методологический смысл этого проблемного понятия.