Евгений Гонтмахер - Демонтаж коммунизма. Тридцать лет спустя

Изменения в представленности различных ценностных классов, а также наши прежние исследования, касающиеся изменения отдельных ценностных переменных, не подтверждают представление о феноменах российской культуры как неизменных сущностях («архетипах», «культурных кодах», «институциональных матрицах»), жестко ограничивающих характер и содержание общественных процессов. Полученные результаты свидетельствуют также о том, что распределение ценностей российского населения находится в русле общеевропейских закономерностей 397 397 Шлейфер А., Трейсман Д. Россия – нормальная страна // Россия в глобальной политике. 2004. № 2; Трейсман Д., Шлейфер А. Нормальные страны // Россия в глобальной политике. 2014. № 6. .

Наименее представленным в России, как и в большинстве других постсоциалистических стран, является пока класс ценностей Роста, гармонично сочетающий приверженность ценностям Заботы (альтруизма, толерантности, равенства и справедливости) и индивидуалистическим ценностям Открытости (самостоятельности, смелости и стремления к новизне). Этот класс, таким образом, не укладывается в рамки привычной оппозиции индивидуального – коллективного, но именно он отличает население более благополучных европейских стран.

Мне бы хотелось взглянуть на уроки 30 лет, прошедших с падения коммунистической системы, с точки зрения межпоколенческих изменений.

В 1989 году в странах Восточной Европы, а затем, в 1990–1991 годах, в СССР мотором всех поистине революционных изменений были в основном люди среднего возраста, которые выросли – а многие и сделали карьеру – при советской власти. Возьмем, например, отца глобальной антикоммунистической революции, руководителя польской «Солидарности» Леха Валенсу. Он родился в 1943 году. Вацлав Гавел, символ «бархатной революции» в Чехословакии, родился в 1936 году. Начавший демократические реформы в Венгрии Миклош Немет появился на свет в 1946 году. Ион Илиеску, сменивший на позиции лидера Румынии диктатора Николае Чаушеску, хотя и родился в 1930‐м, но вошел во взрослый возраст уже при послевоенных коммунистах.

А если говорить о странах постсоветского пространства, то там практически все новые лидеры – и демократические: Борис Ельцин, Станислав Шушкевич, Леонид Кучма; и авторитарные: Нурсултан Назарбаев, Ислам Каримов, Гейдар Алиев, Сапармурат Ниязов – прошли мощную школу советской номенклатуры. Это не могло не отражаться на их мировоззрении. Как и всякие неофиты, они пытались быть «святее папы римского» с точки зрения их высказываний и декларируемых намерений. Отсюда – я говорю пока о лидерах республик, возникших на развалинах СССР, – демонстративное обращение к религии (в том числе и в личном плане) и внешняя политика в стиле «чего изволите?» не только по отношению к США, но и, в случае новых государств Центральной Азии, по отношению к Китаю и Турции.

Таким образом, и в Восточной Европе, и на постсоветском пространстве пришедшие к власти люди оказывались, как правило, в неудобной для них позиции: с одной стороны, весь жизненный и профессиональный опыт связан с прошлым, а с другой стороны, нужно молниеносно реагировать на колоссальные вызовы перехода к будущему. Есть примеры, когда это поколение с такими вызовами в целом справилось. Это произошло прежде всего в Польше, Чехословакии (затем – Чехии и Словакии), Хорватии, Словении, республиках Прибалтики, Болгарии и Румынии. Там взяли четкий курс на вхождение в европейское цивилизационное пространство и довольно быстро добились этого, войдя в Евросоюз и НАТО.

Остальные кейсы оказались не столь удачны, что связано с намного более протяженной историей деспотии в Российской империи и ее наследнике – Советском Союзе.

Борис Ельцин, рожденный в 1931 году и сделавший блестящую карьеру в КПСС, объявив себя демократом, смог возглавить новую Россию и начать радикальные реформы начала 1990‐х. Но его сменщик – Владимир Путин, 1952 года рождения – поначалу пытался продолжить прежний курс. Но уже через несколько лет стал разворачивать страну обратно – в позднесоветскую эпоху. Конечно, он не собирался точно копировать все тогдашние замшелые порядки, но идеологическая цензура, подавление политических оппонентов, навязчивая государственная пропаганда и огосударствление экономики за 20 лет его руководства страной стали очевидными. В каком-то смысле, как мне представляется, Владимир Путин следует образцу ГДР, где он несколько лет работал. Эта модель, отвергающая откровенную советскую дикость и построенная на имитациях демократии (вроде бы многопартийная система, вроде бы есть и мелкая частная собственность), но скованная жестким авторитарно-тоталитарным обручем, судя по всему, ему очень понравилась на фоне тогдашнего эсэсэсэровского застоя.