Вячеслав Никонов - 1612-й. Как Нижний Новгород Россию спасал

Нижегородское духовенство, дворяне и посадские люди вышли за город и встретили Пожарского и его отряд с иконами, с хлебом-солью. К земской рати немедленно присоединились сто пятьдесят стрельцов из местного гарнизона.

Выбор в пользу Пожарского, как выяснится, был безупречен. По словам Готье, «наметив Пожарского, нижегородцы не ошиблись. Избранный воевода по личному своему характеру был полной противоположностью Прокопию Ляпунову: тот был горяч, несдержан, этот — осторожен, предусмотрителен; Ляпунов отстаивал провинциальное дворянство против боярства, Пожарский был скорее сторонником боярства, хотя и умеренным, первый вечно против чего-нибудь протестовал и бунтовал, второй был всегда приверженцем исконных устоев московского государственного порядка. И с этой стороны Пожарский как нельзя более подходил к затеянному в Нижнем предприятию: последнее ополчение, в противоположность ляпуновскому, подготовлялось тихо, медленно, без торопливости; оно производит впечатление чего-то гораздо более крепкого и внушительного».

Профессиональная армия держится в первую очередь на финансовом фундаменте. Именно его создавал Кузьма Минин, используя свой опыт коммерческой деятельности, смекалку и деловую хватку, знание человеческой природы и психологии земляков. Мудрость, патриотизм, практическая сметка нижегородского земского старосты определили успех дела.

Фандрайзинг и финансовый менеджмент были организованы Мининым на уровне современной (не ему, а нам) управленческой науки. Для сбора средств были использованы инструменты добровольных пожертвований, чрезвычайного налогообложения, добровольно-принудительных займов.

Первоначальный порыв, приведший к множеству добровольных взносов, наглядно изображен на полотне Маковского «Воззвание Минина». Алексей Максимович Горький так опишет увиденный им на картине патриотический отклик своих земляков на слова Минина: «Толпа льет с горы лавиной, она чувствуется и за серой угрюмой стеной кремля. Седобородый мужик истово крестится — он только что положил к ногам Козьмы икону в ризе… Белоголовая девчонка, держась сзади за шубейку матери, несущей к бочке свои платья, улыбается блеску кубков и братин, лежащих на земле. Отовсюду тащат яркие платья, ларцы, посуду из серебра; штоф, парча, шелк валяются кучами под ногами людей. Красавица-боярыня со жгучими глазами и матово-бледным лицом вынимает серьги из ушей; неподалеку от нее какой-то странник — плут и пьяница, судя по его лисьей роже, — подняв к небу руку, важно что-то проповедует. Позади Минина молодой стрелец, взмахнув в воздухе тяжелой секирой, орет во все горло и глаза его налиты кровью. Всюду возбуждение страшное… Толпа глубоко народна. Видишь, что это именно нижегородский народ; весь Нижний встал на ноги и рычит и меняется с ужасной силой, готовый все ломить сплеча».

Но, очевидно, добровольные пожертвования стали только первыми ручейками необходимого финансового потока. В дальнейшем потребовались решения о резком повышении налогов. Кто принимал эти решения?

«Для этого искони веков существовало в земстве одно средство — всемирный приговор, заручное утверждение своих решений всем миром, — отвечает Забелин. — …Это же показывает, что народ нижегородский вовсе не был народом театральным. Он с готовностью соглашался на всякие жертвы, ибо видел безысходную гибель Отечества. Он желал одного — устроить крепкое и правильное ополчение и потому искренно радовался всякому доброму совету в выборе достойных к этому делу людей. Он обсуждал и эти выборы, и самое дело без торопливости и не спеша, многажды примеривая, как будет лучше, ибо знал, что дело было великое, т. е. собственно, трудное, которое, чтобы поднять одним посадом, надобны были великие, последние силы… Впрочем, есть положительные официальные свидетельства, что никакого диктаторства со стороны Минина в этом случае не было и быть не могло. Из нижегородской приходной книги этого времени узнаем, что сборы назначались не одним лицом Минина, а по приговору воеводы с дворянами, и дьяков, и Козьмы Минина с земскими старостами и всеми посадскими; а в других случаях по такому же приговору, только без Козьмы».

Любомиров подтверждал: «Практичные инициаторы дела — посадские — хорошо понимали, что добровольные пожертвования не могут создать устойчивого фонда для снаряжения и содержания военных отрядов, что нужно нечто более определенное, более обязательное. И вот, вероятно, по их предложению нижегородцы „приговор всего града за руками устроиша“ о принудительном сборе средств „на строение ратных людей“… Во всяком случае ясно, что действие приговора распространялось не только на посад, но и на весь город и даже уезд; очевидно, это был действительно „приговор всего града“, а не одних лишь посадских людей».