Юрий Бочаров - Севастопольское восстание

Как загипнотизированная, многотысячная толпа на кладбище повторяет клятву Шмидта. Незнакомые люди обнимают и целуют его.

Чухнин арестовывает Шмидта. Его перевозят на броненосец «Три Святителя», а оттуда — в госпиталь.

26-го октября севастопольские рабочие выбирают Шмидта своим пожизненным представителем в Совете. «Понимаете ли, сколько счастливой гордости у меня от этого звания, — пишет Шмидт своей корреспондентке. — Вот какую великую честь они сделали мне. Я должен это ценить вдвое, потому что, что может быть более чуждым, как офицер для рабочего… О, я сумею умереть за них. Сумею душу свою положить за них. И ни один из них никогда, ни он, ни их дети, не пожалеют, что дали мне это звание» [17] Там же, стр. 171. .

3-го ноября Шмидт выпущен из-под ареста. Чухнин секретным предписанием запрещает ему не только участвовать, но и появляться на митингах, угрожая в противном случае отдачей под суд за неисполнение приказа. Одновременно Чухнин представляет Шмидта к увольнению от службы. 7-го ноября царский приказ выбрасывает Шмидта из рядов флота.

Популярность Шмидта в городе в это время возросла до высших пределов.

Что же представляет собою Шмидт, выдвинутый событиями в эти дни на руководство массами?

Это — бесспорно талантливый человек, не лишенный, однако, некоторого самомнения. Находясь под арестом, он жалуется: «как это мучительно — сидеть в неволе, когда я вижу, что я за два дня больше делаю один, чем обе революционные партии вместе за мое отсутствие» [18] Там же, стр. 192. . Он делает, он считает себя призванным делать. Вождь должен обладать определенным мировоззрением. Ничего подобного у Шмидта нет. Об этом свидетельствует и состав его библиотеки. На полках — его «верные друзья». В число их попадают и Михайловский, который для Шмидта «всю свою жизнь был глубоко чтимым руководителем», с которым он переписывался; здесь и Белинский, и Герцен, и Добролюбов, и Шелгунов, и Маркс — рядом с кадетами Милюковым и Карышевым. С одной стороны, «верный друг» Маркс, с другой — признание: «без религии и веры жить нельзя, а можно дрябло влачить дни, тупо ожидая конца» [19] Там же, стр. 94. . Причудливая смесь убеждений и взглядов…

Нисколько не определеннее и политические взгляды Шмидта. Он не связывает себя ни с какой партией, готов считать себя беспартийным социалистом. Когда он говорит — «принадлежу с юных лет к крайней левой нашего грядущего парламента, так как я социал-демократ и всю жизнь свою посвятил пропаганде идей научного социализма» [20] Там же, стр. 84. — верить этому не приходится. Шмидт вовсе не был социал-демократом и меньше всего мог бы быть им. Через короткое время он пишет: «Я всю жизнь оставался социалистом, не мог присоединиться всецело ни к одной партии, видя, что в лучшем случае (партия социалистов-революционеров) при правильной программе агитация ведется преступно неправильно» [21] Там же, стр. 144. . Но и «правильная программа» эс-эров не делает Шмидта безусловным сторонником этой партии. В октябрьские дни он мечтает с’ездить в Москву переговорить с… Милюковым. Шмидт собирается одновременно побывать в Союзе Союзов и в конституционно-демократической партии. «Если мы с этой партией в аграрном вопросе сойдемся, то я присоединяюсь к ним с той частью социал-демократов и социалистов-революционеров, которых я теперь имею» [22] Там же, стр. 177. . Этот план свидетельствует о крайней политической наивности Шмидта и одновременно о странных иллюзиях, которые он питает: никаких эс-деков и эс-эров за его спиной, конечно, нет. Мечта Шмидта — создать свою «Великую Российскую Партию Социалистов-Работников». В ее рядах он надеется об’единить все социалистические партии. Это — лишнее доказательство его политической близорукости.

«Беспартийный социалист», полу-кадет, политик, далеко не способный к правильному пониманию группировки общественных сил в противоположность тому, что он думает о себе [23] Там же, ср. стр. 144. , Шмидт и по отношению к самодержавию не является непримиримым его врагом. Несколькими днями позже с борта восставшего «Очакова» он посылает телеграмму царю, «храня заветы и преданность» ему; в последней речи перед судьями он заявляет, что «не принадлежит к республиканским партиям». Это — представитель буржуазной демократической интеллигенции, неуравновешенный, экзальтированный человек, глубоко честный в своих мыслях и поступках, способный на крайние жертвы, но малопригодный для роли вождя.