Валерий Чудов - Дело чести

К тому времени скончалась Екатерина Вторая. На престол взошёл Павел Первый, который не любил свою матушку и всё делал наперекор ей. Для России наступили новые времена. На некоторое время ушли в тень славные победы русского оружия.

Император Павел всегда был скор и на суждения, и на расправу. Часто, не вникая в суть дела, он полагался лишь на своё личное мнение и на доклады царедворцев. И, когда ему представили дело Куцинского, он возмутился:

— Не дело императору заниматься проделками какого-то прохиндея-попа!

— Поощряла его Ваша матушка, императрица, и потому награды можете снять только Вы, Ваше Величество.

— Ну так давайте указ, раз считаете нужным, я подпишу, — нетерпеливо сказал Павел.

Так, по «кляузному делу», Трофим Егорович Куцинский враз лишился Креста, пенсии, места и был отправлен в монастырь «на исправление». Ставленник Греческого митрополита, герой Измаила, увековеченный историческими данными, легендами и рисунками, превратился в ссыльного «протопопа» [16] Протопоп — то же, что и протоиерей. . Для него это было как гром среди ясного неба. Начались его беды и мытарства.

Он пробыл в изгнании 1 год и 4 месяца, затем его вернули в Минскую епархию, но места не дали. Награды ему тоже не возвратили.

Тем не менее, отец Трофим верил в справедливость Верховной власти. И в 1800 году он подал прошение на имя императора, в котором писал: «...остаюсь при крайнем бессилии далее пропитать себя с семейством. Всеподданнейше прошу повеления возвратить мне мои грамоты...»

Павел Первый был в бешенстве:

— Что себе позволяет этот поп! Что император может менять своё мнение из-за хотения какого-то прохвоста!? Отказать! И, если ещё напишет, отправлю в Сибирь!

Весной 1801 года император Павел был убит. На престол вступил его сын Александр. И ему, с надеждой, отец Трофим послал новое прошение с просьбой восстановить его привилегии.

Император Александр Первый, слывший образованным государём, внимательно выслушал прошение и спросил у начальника канцелярии:

— Кто награждал священника?

— Ваша бабка, императрица Екатерина, Ваше Величество.

— За что?

— За подвиг, совершённый при взятии Измаила.

— А кто лишил почестей?

— Ваш батюшка, император Павел.

— И было за что?

— Судя по «кляузному делу», было.

— Значит, только я могу восстановить его в правах?

— Так точно, Ваше Величество.

— Ну так разберитесь.

После разбирательства Куцинскому вернули только пожизненную пенсию в 300 рублей. Но неугомонный отец Трофим не остановился на этом и отправил новую бумагу с просьбой полной реабилитации.

Когда новое прошение добралось до императора, тот сразу же вспомнил:

— Опять этот поп? Что ещё он хочет?

— Просит, в память его бывших заслуг, вернуть ему Крест на Георгиевской ленте, пожалованный императрицей Екатериной Второй.

— Может действительно вернуть ему Крест? Всё-таки подвиг совершил. Да и коронация моя на носу. Надо проявить милость.

И Куцинскому вернули награду.

Следует отметить, что в те времена нужно было иметь много энергии, гражданского мужества и смелость, чтобы последовательно подавать двум императорам по два прошения каждому за короткий срок, упорно отвоёвывать для себя всё утраченное и не смущаться, если какое-нибудь из прошений будет возвращено «с надранием».

В течение нескольких лет отец Трофим перебирался из одной епархии в другую и даже служил священником в двух полках, на Кавказе и в Москве.

Но болезни донимали его. В 1805 году он попросил отставки и паспорт для отъезда за границу, в Яссы, к родственникам жены. В том же году Куцинский навсегда уехал из России.

Где успокоилась душа измаильского героя отца Трофима? Неведомо, земля какого государства приняла его останки, как и неведомо место захоронения тысяч и тысяч воинов, положивших жизни при штурме крепости Измаил.

Осенью 1811 года группа казаков возвращалась домой после войны с турками. Путь их пролегал через Бессарабию. Стояла тёплая, солнечная погода. Казаки ехали по сухой Буджакской степи и наслаждались тишиной и спокойствием окрестностей. Неподалёку от большого села Татар-Бунар они заметили фигуру, одиноко стоявшую на обочине дороги. Это был старик с бородой, одетый в старого кроя мундир. Из-под засаленной треуголки торчали седые волосы. Живые глаза пытливо всматривались в проезжающих. Он ничего не сказал, только отдал честь. Когда всадники проехали, один из казаков сказал другому: