Юрий Чайковский - Мысы Ледовитого напоминают

Сборник ИПРАМ, где Окладников был основным редактором и автором, вышел в свет в 1951 году, в самый разгар кампании. Тема русского превосходства развёрнута там открыто: предисловие прямо связало таймырскую находку с известной речью Сталина о превосходстве русского народа (1945 г.), с которой волна официального шовинизма началась. Ограничусь одной цитатой — в предисловии к сборнику сказано (с. 4), что таймырские находки

«подчёркивают то глубокое прогрессивное влияние, которое оказывали русские, проникавшие в глубь Севера, на коренное местное население».

Разумеется, из того факта, что горстка русских (о туземцах ПСФ принято молчать) погибла вдали от «коренного местного населения», ещё не следует ничего о «прогрессивном влиянии», однако призыв Окладникова писавшими об Арктике был подхвачен. Возьмем хотя бы книгу Василия Скалона, о которой уже была речь в Очерке 1. Книжку Окладникова 1948 года он упоминал.

Труд Скалона хоть и циничен, но всё-таки весьма полезен — списком литературы, которая притом вся или почти вся просмотрена автором. Говоря о мореходах близ Таймыра, Скалой смело развил идею превосходства русских, для чего взялся унизить великого Норденшельда, а затем даже восславил политику самоизоляции, известную ныне как «железный занавес».

Это не стоило бы теперь упоминания, если бы касалось только находок у мыса Фаддея, но Скалой, покончив с Норденшельдом, сформулировал свою главную посылку, ради которой написано остальное:

«в Арктику русские люди шли менее всего как завоеватели», так как «на этом пути не встречалось населения, в борьбе с которым необходимо было применение организованной воинской силы» [Скалой, 1951, с. 35].

Не стану описывать жестокую двухсотлетнюю войну России с населением Арктики, породившую самые разные формы рабства, местами доходившую до истребления местного населения. Желающим узнать реальную обстановку могу предложить, среди прочего, две недавно переизданные книги историка Сибири Петра Буцинского, одна из которых цитирована выше (п. 3) и в Очерке 1. Сам Пётр Никитич сочувствовал русскому завоеванию и отнюдь не подбирал данных о русских зверствах, но приводимый им материал страшен и заставляет вспомнить зверства испанских конкистадоров. Подробнее см. статью «Характер освоения Сибири русскими» [4–11].

К счастью, и там, и тут зверства ушли в прошлое, однако тот факт, что об этом у нас не пишут (а «у них» пишут), ведёт к процветанию патриотической лжи, она же базируется, в основном, на «исследованиях» в духе Окладникова — Скалона, хотя сами те публикации давно забыты едва ли не всеми. О сути таймырской эпопеи Скалой сказал мало, но внушительно:

«Опубликованные результаты исследований на восточном побережье Таймыра с несомненностью показали, что в XVII веке русские суда огибали Таймыр». И далее: «Теперь мы знаем, что… с древнейших времён Таймыр перестал быть преградой для русского землепроходца-моряка» [Скалой, 1951, с. 30, 32].

Как видим, пропавший коч (или два) породил фантазию не только о нём, но и о привычных плаваниях поморов. И она тут же была усвоена, уже как факт. В частности, один из патриотов вспомнил, как лейтенант Дмитрий Овцын, герой ВСЭ, писал в середине XVIII века, что он в устье Енисея

«узнал от тамошних обывателей и подле моря зимовщиков, что много-де удобнее устье Лены достигать от устья Енисея, нежель от Лены к Енисею».

Разумеется, Овцыну в его время могли рассказывать только о речных плаваниях южнотаймырским путём (ведь та пара кочей, что пропала у мыса Фаддея, уплыла на сто лет раньше и, главное, не вернулась), но это мало кого занимало. Теперь свидетельство Овцына указанный патриот читал так (РМ, с. 73):

«среди поморов ещё жива была память о плаваниях русских вокруг Таймыра».

Словом, сотворённый кумир начал самостоятельную жизнь и даже стал размножаться. Жив он и поныне [Ковалев, 2011; Клименко и др., 2012].

Впрочем, никого не следует рисовать одною чёрною краской. Никто иной, как Скалой, заявил, притом в самое опасное для своемыслия время, что бассейн Хатанги был ко времени ПСФ довольно хорошо освоен. Этого, как мы видели, и позже старались не писать, боясь повредить патриотическому мифу. Точно так же, именно старпому «Якутии», громившему остатки загадочной избушки, мы обязаны известием о булаве, без которого не удалось бы в погибшей ватаге разглядеть вероятного атамана.

Тем более нельзя забывать, что Долгих, автор «патриотических» идей (прямой путь из Архангельска до мыса Фаддея, превосходство поморов перед Норденшельдом), сделал для понимания таймырских находок очень много. А в последующей шовинистической свистопляске он участвовать не стал и даже в своей статье в ИПРАМ не коснулся прежних своих идей.