Сильвен Гугенхейм - Империи Средневековья. От Каролингов до Чингизидов

Порой изменения были не такими заметными, но оттого не менее важными. Например, позднеримский ритуал поднятия императора на щите не использовался после императора Ираклия (610–641), но возродился в XIII в., утратив, однако, свое военное содержание. Возложение венца на голову нового императора патриархом в храме Святой Софии вслед за торжественным возглашением обрело новый смысл после того, как в XIII в. была введена практика помазания святым елеем ( myron ). Коронование превратилось в священнодействие, в котором Церковь играла все большую роль. Производя акт миропомазания, патриарх разрывал прямую связь между императором и Богом [73] G. Dagron, Empereur et prêtre. Recherches sur le «césaropapisme» byzantin, op. cit., pp. 281–284. . В такой перемене можно усмотреть западное влияние, учитывая, что латиняне в тот момент господствовали в Константинополе. Обобщая, следует отметить, что западные королевства все больше вдохновлялись имперской моделью византийского образца, а империя ромеев, напротив, приобретала черты королевства. Императорская власть со временем определенно теряла сакральные черты. Несомненно, это компенсировалось введением династического преемства, о котором мы уже говорили, что напоминало статус королевской власти на Западе, в том числе во Франции, где правитель считался «императором в своем королевстве» [74] G. Dagron, Idées byzantines, op. cit., pp. 390, 397–400. .

Были и другие признаки произошедших изменений. Поскольку Византия желала видеть себя подобной целому миру, описания ее территорий и границ редко встречаются в византийских источниках. Опираясь на административный аппарат, император мудро правил, пребывая в своем дворце под защитой крепостных стен Константинополя. Однако со временем василевсы выходят из роскошных дворцов и начинают все больше перемещаться по империи, посещая свои земли, бывая даже на границах, как это происходило при Комнинах в XII в. В «Книге церемоний», составленной по воле императора Константина VI Багрянородного (944–959) и представляющей собой трактат по внешней политике, можно найти подробные описания соседей империи и того, как с ними следовало уживаться, что еще раз свидетельствует о том, что византийские правители руководствовались принципами «реальной политики» ( Realpolitik ). Четкое установление границ снижало напряженность, определяя пределы внутреннего и внешнего мира в империи, но в то же время означало отречение от универсалистской идеологии, которая так никогда и не была открыто провозглашена. Для того чтобы прийти к взвешенному взгляду на эту империю, стоит рассматривать Византию как государство, в основу которого был положен имперский экуменизм, но по факту оказавшееся зажатым в собственных границах: власть претендовала на абсолютное господство над всем множеством народов, населявших империю, но не могла выйти за пределы своей территории. Таким образом, почти незаметно, но неуклонно мы переходим от идеи «императора мира» ( unus imperator in orbe ), к концепции «императора в своем мире» ( imperator in orbe suo ) [75] Comme le démontrent les pages lumineuses, quoique difficiles, de G. Dagron, Idées byzantines, op. cit., pp. 392–395 et 405–414. .

Поиск компромиссов, способность к изменению и адаптации, прагматизм в лавировании между идеологией и реальностью — все это, по всей видимости, было присуще Византийской державе. Важно также подчеркнуть особую роль всегда твердого и основательного управления империей (институционального, налогового, военного и т. д.). Идея о незыблемости императорской власти во многом искажена постоянным повторением идеологических постулатов. Стоит несколько дистанцироваться от нее, отдавая должное ее объединяющей роли. Нет ничего удивительного в том, что Византия находила подражателей, а многие правители, в частности в Западной Европе, вдохновлялись имперской моделью и заимствовали ее. Византийская империя подавала пример для подражания не только в политическом, но также в культурном, интеллектуальном и художественном отношении, что создавало благоприятный образ Византии в кругу соседей, в том числе латинян [76] Sylvain Gouguenheim, La Gloire des Grecs. Sur certains apports culturels de Byzance à l’Europe romane (X e — début du XIII e siècle), Paris, Cerf, 2017. . Но известно, что однажды восхищение может превратиться в зависть, а затем в ненависть, что в итоге и привело к трагедии 1204 г., остающейся синонимом разрыва между православными и католиками по сей день. Нельзя забывать о Восточной Европе и славянском мире, которые и сейчас связывают себя с Византией, почитают ее за колыбель православия, а себя — за его хранителей [77] Olivier Delouis, Anne Couderc et Petre Gouran (éd.), Héritages de Byzance en Europe du Sud-Est aux époques modernes et contemporaines, Athènes, École française d’Athènes, 2013. .