Что касается балканского театра военных действий, то похоже, что уже Поздняя Римская империя (как в провинциальном, так и в военном управлении) признала необходимость развития большого разнообразия типов укрепленного поселения как прямой ответ на характер враждебных действий и их влияние на провинциальную экономику. В этом отражалась необходимость защиты населения провинций от воздействия «проницаемой» границы. Даже это установление оказывало определенное влияние на то давление, которому подвергались ресурсы Империи, равно как и природу задунайской иммиграции, начиная с последних десятилетий VI в. И все же есть основания предположить, что те методы, которые были использованы на Балканах, вероятно, еще более последовательно, хотя и, наверное, с большей осторожностью, применялись и Анатолии во второй половине VII вв. А потому возникшая там система имела прямое отношение к опыту действий Империи на Балканском полуострове [1471]. Степень, в которой все это происходило, еще предстоит определить; столь же неясным остается вопрос, в какой степени данные надписей, обнаруженных в укреплениях некоторых оборонительных центров в Малой Азии, действительно отражают активность политики имперского руководства. Оборонительная стратегия, сходная с той, которая возникла на Балканах, начиная с III в., вновь появляется в Анатолии в середине и конце VII в., причем последняя была как раз той областью, в которой подобная стратегическая инфраструктура была совершенно ненужной вплоть до больших персидских вторжений начала VII в.
Итак, «проницаемая граница» стала основной характерной чертой византийской стратегии. Мелкие набеги и крупные вторжения не задерживались на границе, более того, с противником даже не вступали в бой, если, конечно, для этого не было особенно благоприятных обстоятельств (или, скорее, безрассудно храброго командира, способного пойти на риск). Вместо этого войска всячески избегали конфликта (щадя весьма ограниченные людские ресурсы), а сельское население и их движимое имущество и домашний скот спасались в безопасных местах. Укрывшись в своих крепостях, твердынях или горных убежищах, войска и гражданское население попросту выжидали, пока враг не начинал испытывать нехватку продовольствия и возвращался обратно. Это происходило сравнительно быстро, поскольку большие армии подвергались опасностям эпидемий и трудностям, связанным с нехваткой продовольствия, воды и фуража, тогда как большое количество добычи существенно замедляло отступление и делало его более уязвимым для засад и ответных ударов. Разумеется, подобная стратегия была лишь одной стороной ответа Империи на нужды своей обороны: ключевую роль в поддержке подобной военной активности играла византийская дипломатия. Организация беспорядков в среде вражеских армий и их руководства, затягивание мирных переговоров, до тех пор пока неприятельские силы не испытывали нехватку продовольствия или не страдали от болезней, убеждение противника в том, что свежие силы готовы атаковать их самих, или в том, что их собственная страна подвергнется нападению союзников Империи, — все эти и большое число других методов, имевшихся в арсенале дипломатической и пропагандистской войны, широко использовались имперским правительством. Можно не сомневаться, что именно сочетание всех методов ведения войны позволило Империи выдержать такое количество очевидно смертельных ударов [1472].
Система стала меняться в период военной экспансии и реконкисты конца X — начала XI вв. Вместо глубинной обороны создается новая система пограничных районов, основанных на одном или нескольких укрепленных пунктах с их мобильными гарнизонами. За их пределами на востоке появляется ряд зависимых эмиратов и других государств, удерживаемых под контролем при помощи периодических демонстраций военных сил Империи и дипломатических усилий. Что касается запада, то линейная граница с соседними государствами поддерживалась здесь при помощи дипломатических средств и взаимных экономических мероприятий. Начиная с последней четверти X века на нижнем течении Дуная было восстановлено нечто вроде «проницаемой» границы, которая была расширена в западном направлении, после того как Василий II разгромил Второе Болгарское царство. Археологические данные о систематической повторной оккупации в этом регионе позволяют предположить, что это было связано с осознанием серьезности угрозы со стороны Киевской Руси после событий начала 70-х гг. X в… Впрочем, у нас нет особых оснований полагать, что эта политика была продолжена Василием II, а отказ от нее был, по всей вероятности, связан с исчезновением этой угрозы после заключения союза между Константинополем и Киевом в конце 80-х гг. X в… Тем не менее Дунай и связанная с ним речная система на северо-западе Балканского полуострова действительно функционировали как граница между Империей и ее северными соседями, особенно Венгерским королевством, даже в XII в., хотя материал источников позволяет предположить, что эту границу защищала лишь тонкая полоса фортов и наблюдательных пунктов, расположенных в ключевых точках, равно как и область пограничного плато, которое сознательно оставляли безлюдным, чтобы отбить у противника желание совершать набеги на эту территорию. В самом деле, наши данные показывают, что расположение императорских сил на Балканах в конце XI — начале XII в. имело своей целью не только обеспечение внутренней безопасности, но и сдерживание внешней угрозы, осуществляемое путем сочетания дипломатической активности и периодических демонстраций военной мощи Империи [1473].
Читать дальше