Итак, как видно, есть слишком много оснований занять скептическую позицию относительно потенциала исторической науки в деле демифологизации наших представлений о прошлом. Вряд ли кто — то будет сегодня утверждать о возможности историка достичь теоретической позиции, позволяющей отделить интерпретацию и факты на, так сказать, онтологическом уровне их взаимодействия. Это тем более представляется очевидным в свете современных трактовок истории как определенного уровня исторической памяти, истории как «искусства памяти» (П. Хаттон). Наконец, вспомним А. Данто и его вывод о том, что «одно и то же событие будет приобретать разные значения … в соответствии с разными множествами более поздних событий, с которыми его можно связать» [211] Данто А. Аналитическая философия истории; пер. с англ. — М.: Идея — Пресс, 2002. С. 20.
.
Радикализируя тезисы Р. Барта, В. Н. Сыров делает следующий вывод: «стоит предположить, что есть задачи (или способы решения этих задач), для решения которых историческое знание в принципе непригодно. Либо стремление использовать историю для их достижения ставит ее в такое положение дел, когда она становится наиболее уязвимым для заражения его мифами. Рискнем предположить, что такая ситуация складывается во всех случаях, когда прошлое используется для обоснования современности» [212] Сыров В. Н. Что считать историческими мифами? // Конструктивные и деструктивные формы мифологизации социальной памяти в прошлом и настоящем: сборник статей и тезисов докладов международной научной конференции. Липецк, 24–26 сентября 2015 года / под. ред. А. Д. Моисеева, Г. Ф. Графовой, Д. А. Будюкина, А. А. Линченко. — Тамбов: Издательство Першина Р. В., 2015. С. 11.
.
Традиция скептицизма в отношении возможностей науки сегодня представляется гораздо более обоснованной, нежели рассуждения о силе и возможности науки в отношении мифа. Впрочем, если встать на точку зрения сторонников мифологических оснований современной науки (К. Хюбнер, П. Фейерабенд, А. Ф. Лосев) и рассматривать науку как проявление мифологии, продуцирующей новые мифы, то возникает вопрос к такой предельно широкой трактовке мифологии. Ведь если понятие рассматривается логически как ни с чем не соотносимое и ничему не противостоящее, то оно вообще рискует утратить свое содержание. Однако, неприемлемой является и противопоставление науки и мифологии как принципиально разных мировоззренческих систем. Подобная антиномичность зачастую означает, что проблема может быть неверно сформулирована.
Отечественный исследователь В. Н. Сыров предлагает нам несколько иное понимание исторической науки, которое могло бы в меньшей степени быть открытым для «инфицирования» мифами. Он пишет об истории различий как способе преодоления мифогенности исторического знания. Речь идет о критике истории как непрерывного, преемственного процесса, о формировании современных форм идентичности без опоры на опыт прошлого. Это позволит заложить новый онтологический базис исторической науки и ее новую онтологию. «Такая онтология стремится минимизировать набор своих исходных допущений, а имеющиеся — трактовать как следствия накопленного и переосмысленного исторического опыта» [213] Сыров В. Н. Что считать историческими мифами? // Конструктивные и деструктивные формы мифологизации социальной памяти в прошлом и настоящем: сборник статей и тезисов докладов международной научной конференции. Липецк, 24–26 сентября 2015 года / под. ред. А. Д. Моисеева, Г. Ф. Графовой, Д. А. Будюкина, А. А. Линченко. — Тамбов: Издательство Першина Р. В., 2015. С. 16.
.
Исследователи давно утвердились в мысли о том, что современные формы научной рациональности (постнеклассическая рациональность) не исключают внерациональное и иррациональное, но стремятся отыскать их подлинное место в культуре. Также неоднократно подчеркивалось, что вряд ли сегодня уместно говорить о кризисе рациональности как таковой, скорее речь может идти о кризисе тех ее исторических типов, принципы которых не соответствуют реалиям нашего времени. В этой связи критерии критицизма и апелляция к рациональности продолжают оставаться важным источником демаркации научного знания от знания ненаучного. Постнеклассическая рациональность имеет дело с историчностью самого разума. Она акцентирует внимание на процессах коммуникации, осуществляемой в определенном социокультурном пространстве и времени и детерминированной исторически конкретными системами ценностей. Более того, именно культура оказывается важнейшим источником сохранения сложных взаимоотношений рационального и иррационального, а познание может быть интерпретировано как осмысление социокультурной реальности.
Читать дальше