Бэлла Шапиро - Русский всадник в парадигме власти

При более детальном анализе вышеупомянутых кар церковных иерархов становится очевидно, что в обоих случаях десакрализация проводилась с помощью анти-поведения. Так, по некоторым сведениям [110] Чумичева О. В. Иконические перформансы Ивана Грозного. С. 518. , Пимен был посажен верхом опоко — задом наперед, как и митрополит Филипп, которого царь велел, сорвав с него святительские одежды, посадить «на вола опоко» [111] Успенский Б. А. Анти-поведение в культуре Древней Руси. С. 468. .

Анти-поведение и казнь в Страшном суде Ивана IV взаимосвязаны, но само по себе анти-поведение не всегда обозначало казнь или смерть. Так, по легенде позднего времени, когда Грозный показывается в Петровских воротах Пскова верхом на прекрасном аргамаке, местный юродивый Никола Салос едет к нему «на палочке верхом» [112] Иванов С. А. Блаженные похабы: Культурная история юродства. М., 2005. С. 277. . Встречу Николы и тирана 20 февраля 1570 г. называют «самым знаменитым эпизодом из истории русского похабства» [113] Там же. С. 271, 276. . Именно тогда в круг царских казней включается личный конь Ивана IV. Согласно Пискаревскому летописцу, встретившись с царем, Никола потребовал прекратить разграбление города. Юродивый утверждал, что в противном случае Грозному не на чем будет ехать в Москву: «в полон велел имати и грабити всякое сокровище и божество: образы и книги, и колокола, и всякое церковное строение. И прииде к Никуле уродивому. И рече ему Никула: „Не замай, милухне, нас, и не пробудет ты за нас! Поеди, милухне, ранее от нас опять. Не на чом ти бежати!!“ И в то время паде головной аргамак» [114] Пискаревский летописец // ПСРЛ. Т. 34. Постниковский, Пискаревский, Московский и Бельский летописцы. М., 1978. С. 191. .

Позднее легенда несколько изменяется, а в Псковской летописи обрастает подробностями: «Иван Грозный прииде благословитися ко блаженному Николе <���…> блаженный же поучив его много ужасными словесы, еже престати от всякого кровоприлития и не дерзнути же грабити святые божьи церкви. Царь же преже сия глаголя нивочто же вменив приказал снимать колокол с Троицкой церкви — и того же часа паде конь его лутчий по пророчествию святого, и поведаша сия царю, он же ужасен вскоре бежа из града» [115] Иванов С. А. Блаженные похабы. С. 272. . Для современников Ивана IV угроза Николы Салоса имела вполне ясный символический смысл: павший под ним любимый конь не только ведал судьбу [116] Петрухин В. Я. Конь // Славянские древности: этнолингвистический словарь. Т. 2. М., 1999. С. 590–591. , но служил внятным символом потустороннего мира. После смерти царского коня «могущественный тиран, который хотел сожрать целый свет, ушел побитый и пристыженный [117] Иван IV глубоко почитал юродивых: такие события его жизни, как рождение от неплодного Василия III и взятие Казани, якобы были предсказаны именно ими. См.: Иванов С. А. Блаженные похабы. С. 270; Книга степенная царского родословия // ПСРЛ. Т. 21. Ч. 2. СПб., 1913. С. 629. , словно прогнанный врагом» [118] Таубе И., Крузе Э. Послание Иоганна Таубе и Элерта Крузе. С. 137. . Так конь исполняет роль, приписанную ему мифологизированным средневековым сознанием — своей смертью вершит людские судьбы и судьбы народные.

Очевидно, что в культуре позднего русского средневековья образ коня продолжает нести заложенные в него еще на этапе язычества сакральные функции. В эпоху Ивана Грозного, в начале оформления русской концепции царской власти, конь остается символом потустороннего мира: в это время он помещается в особое эсхатологическое пространство, будучи тесно связанным и с фигурой царя-всадника, и с его миссией.

В годы активного формирования русского государства иностранцы много размышляли о специфике русской культуры [119] Шапиро Б. Л. «Adversi, aversi, perversi»: конь как часть русского посольского обычая // История: факты и символы. 2016. Вып. 4 (№ 9). С. 24–36. . Одним из представителей этого широкого ряда был венецианский писатель Франческо Тьеполо. В 1560 г. он оценил современную ему Московию выражением « adversi, aversi, perversi », что понималось как своеволие и недружелюбность, которые совмещались с хитростью, переходящей в коварство [120] Тьеполо Ф. Рассуждение о делах московских Франческо Тьеполо // Исторический Архив. 1940. № 3. С. 328. . Эти качества московитов сочетались с обычаем представлять себя в самом выгодном свете, что было хорошо известно их ближним и дальним соседям.