Владимир Ленин - К двадцатипятилетию первого съезда партии

Такъ происходило и происходить тамъ, гдѣ людей не тянуть въ участокъ за каждое слово, гдѣ рабочихъ не сажаютъ въ тюрьму за общее заявленiе о своемъ желанiи жить по-человечески, гдѣ они пользуются правомъ участвовать посредствомъ своихъ представителей въ управленiи страною, законодательствѣ. Что дѣлается въ это время у насъ? Между тѣмъ, какъ наши товарищи за границей сплачиваются для вынужденiя у своихъ противниковъ все больше уступокъ и для окончательнаго уничтоженiя всякой неволи, — что дѣлаемъ въ это время мы, русскiе рабочiе, по общему признанно болѣе другихъ обираемые.

У насъ долгое время всякое рабочее движенiе считали невозможнымъ, какъ движенiе тѣла безъ души.

И дѣйствительно, русскому рабочему классу для объединенiя какъ будто не доставало того, что составляетъ живую душу всякаго объединеннаго общественнаго класса, — какъ будто не было решительно никакой возможности для обмѣна мыслей, устнаго и печатнаго, никакой возможности сходиться, предъявлять общiя требованiя.

Могутъ ли объединяться люди, которымъ запрещено сходиться и потолковать о своихъ дѣлахъ? Могутъ-ли добиться чего-нибудь рабочiе безъ права дѣйствовать за одно? Можетъ ли идти рѣчь объ объединенiи тамъ, гдѣ на стражѣ всѣхъ этихъ эапретовъ стоить полицейское правительство съ самодержцемъ во главѣ? И наши эксплуататоры долгое время чувствовали себя подъ сѣнью царскаго правительства, какъ у Христа за пазухой.

Ихъ самихъ полицейскiе запреты не стѣсняли. Обсуждая громогласно всякiе грабительскiе проекты, устраивая подъ покровительствомъ министровъ съѣзды и стачки для повышенiя цѣнь товаровъ и усовершенствованiя способовъ обиранiя тружениковъ, — они были уверены, что для рабочихъ общiе требованiя и действiя невозможны. И ни въ какой другой странѣ не производилось такого беззастѣнчиваго грабительства, и нигдѣ не было такого длиннаго рабочаго дня, такой низкой заработной платы, такого издевательства надъ

[360]

личностью рабочаго. И казалось этому пиршеству капитала не будетъ конца.

Такъ казалось, но не такъ вышло на дѣлѣ. Боясь пуще огня объединенiя рабочихъ ради интересовъ самихъ рабочихъ, фабриканты все болѣе объединяли ихъ ради своихъ собственныхъ эксплуататорскихъ цѣлей — на фабрикѣ, которую для увеличенiя барышей все расширяли, собирая в ней все большiя массы обездоленныхъ труженниковъ. И это объединенiе ради грабежа послужило основанiемъ объединенiю для борьбы. Рабочie объединялись потому, что ихъ одинаково угнетали и эксплуатировали, потому что они воочiю видѣли свое рабское равенство передъ капиталомъ. И скоро обнаружилось, что въ оковахъ капиталистическаго и правительственнаго гнета находится не мертвый, а живой организмъ, способный чувствовать, думать и дѣйствовать.

Въ разныхъ мѣстахъ начинаются столкновенiя между рабочими и фабрикантами. Рабочiе сходятся, толкуютъ объ общихъ дѣлахъ, не справляясь въ участкѣ, дозволенъ ли такой разговоръ; они читаютъ книги, не справляясь есть ли на нихъ надпись: «Дозволено цензурою» и, самое главное — они устраиваютъ правильныя забастовки, предъявляя всѣ, какъ одинъ человѣкъ, одинаковыя требованiя. Фабриканты и правительство были ошеломлены такъ, какъ если бы передъ ними задвигались тюки товаровъ или заговорили машины. Они были изумлены еще болѣе, когда во всеоружiи полицейскихъ законовъ, явной и тайной поливди, бѣлаго и чернаго духовенства, пешей и конной армiи они время отъ времени вынуждены были отступать передъ стойкостью и единодущiемъ рабочихъ и дѣлать имъ существенныя облегченiя. Наконецъ, они перестаютъ удивляться и поневолѣ примиряются съ тѣмъ, что у насъ есть рабочее движенiе. Они, конечно, удваиваютъ свою бдительность и преслѣдованiя, но рабочiе находятъ достаточно силъ и мужества бороться съ союзомъ капиталистовъ и правительства.

И мы уже видели плоды нашихъ усилiй, получили награды за жертвы. Чего рабочiе никогда не добивались мольбами, прошенiями, смиренiемъ и молитвами, того они сразу достигаютъ единодушными требованiями. Сокращенiе рабочаго дня, повышенiе заработной платы, более человеческое обращенiе — все это во многихъ мѣстахъ уже взято

[361]

рабочими съ бою. Но мы получили и нечто такое, что дороже всѣхъ благъ, чего не измѣрить копѣйками и минутами,— мы получили оружie— тотъ духъ дружбы и братства, духъ единенiя, который дается только въ битвѣ, гдѣ человѣкъ видитъ глазами, чувствуетъ всѣмъ своимъ существомъ, кто его врагъ и кто другъ, кто направляетъ оружie противъ него, и кто за него. Наши враги достаточно могущественны, чтобы временами мпогихъ из насъ лишить хлѣба; они пользуются всякимъ затруднительнымъ положенiемъ голодныхъ, чтобы надбавить еще полчасика работы или отжилить частичку заработка, но они не въ силахъ отнять у насъ нашей двойной связи братьевъ и воиновъ, нашего пониманiя своихъ и — что, не менѣе важно, — ихъ грабительскихъ интересовъ.