Михаил Гаспаров - Собрание сочинений в шести томах. Т. 1 - Греция

Чтобы подчеркнуть социальные мотивы, Федр смело перекраивает традиционные басенные сюжеты: в этом легко убедиться, сравнив его версии басен I, 3 «Чванная галка и павлин», или I, 28 «Лиса и орел», или II, 6 «Орел и ворона» с бабриевскими версиями (72, 186, 115), более близкими к эзоповскому образцу. Нападая на современный мир, Федр никогда не забывает показать, что добродетель и талант пребывают в нищете (III, 1, 12; А, 12), а ничтожество – в блеске и силе (I, 7; II, 3; III, 13; IV, 12); у Бабрия такие мотивы – редкость. Читая басни Федра, все время видишь, что их действие происходит в обществе, разделенном на рабов и господ, что рабы наглы (II, 5; III, 10; А, 25), а хозяева жестоки (А, 15, 18); у Бабрия же «рабыня» появляется на сцене один только раз, и то как любовница хозяина (10). Сам Федр – вольноотпущенник, уже не раб и еще не полноправный свободный, – пытается занять промежуточную позицию между рабами и хозяевами: он предостерегает господ, напоминая им, что рабы могут взбунтоваться (А, 16 «Петух и коты-носильщики»), и увещевает рабов, убеждая, что лучше терпеть хозяйские жестокости, чем пытаться избавиться от них (А, 18 «Эзоп и беглый раб»). Однако его отношение к труду – отношение не рабовладельца, а труженика (III, 17 «Деревья под покровительством богов» – «Нелепа слава, если в деле проку нет: / Трудись лишь с пользой, – учит эта басенка»; ср. IV, 25 «Муравей и муха» о труде и тунеядстве). Именно Федру принадлежит едва ли не впервые высказанная в античной литературе мысль о том, что плоды труда должны принадлежать тем, кто трудится (III, 13 «Пчелы и трутни перед судом осы»).

Политические мотивы в баснях Федра и Бабрия лишь с трудом поддаются анализу и сопоставлению. Здесь нужно различать общие политические высказывания и конкретные намеки на современность. Первых мы находим очень немного, но они достаточно показательны. Федр изображает, как «страдает чернь, когда враждуют сильные» (I, 30) и как «при перемене власти государственной / Бедняк меняет имя лишь хозяина» (I, 15) – и там и тут поэт смотрит с точки зрения угнетенного простонародья. У Бабрия политическая тема затрагивается дважды (40 «Верблюд» и 134 «Змеиная голова и змеиный хвост» – вариация на тему легендарной притчи Менения Агриппы), и оба раза говорится о нерушимости господства «лучших» и подчинения «низших» – иными словами, поэт смотрит с точки зрения правящего сословия:

Таким образом, и здесь взгляды Федра и Бабрия оказываются противоположны. Что касается конкретных исторических намеков, то у Федра исследователи находят их больше, чем у Бабрия. Отчасти это указывает на то, что Федр был более чуток к современным событиям; отчасти же просто объясняется тем, что время Федра нам известно лучше, чем время Бабрия. Так, по мнению некоторых ученых, в басне I, 2 царь-чурбан изображает Тиберия, а царь-дракон – Сеяна, в I, 6 свадьба Солнца представляется намеком на предполагавшийся в 25 году н. э. брак Сеяна с племянницей Тиберия, в IV, 17 предполагается отклик на возвышение императорских вольноотпущенников при Клавдии и пр. Легко, однако, понять, насколько ненадежны все сближения такого рода.

Наконец, еще одна тема, которая занимает много места у Федра и почти отсутствует у Бабрия, – тема личная. Федр беседует с покровителями (III, IV – прологи и эпилоги), рассказывает о своей жизни и беде (III, пролог), излагает свои идейные и художественные задачи (прологи и эпилоги всех книг), спорит с завистниками (IV, 7, 22), намекает смыслом басен он на свою судьбу (III, 1, 12; V, 10) и даже вставляет в середину басни неожиданное признание в своей любви к славе (III, 9). В моралях своих басенон сплошь и рядом говорит от своего лица, дает пояснения к басням (порой довольно пространные – II, 5; IV, 2, 11 и др.), и эти пояснения подчас придают басням прямо противоположный смысл (II, 1; III, 4, 13). О таких открытых проповеднических выступлениях Федра, как IV, 21; V, 4; А, 2, 5, 6, уже говорилось. У Бабрия ничего подобного нет: несколько слов о соперниках-подражателях (II, пролог) да загадочная обмолвка о коварстве арабов, которое пришлось ему испытать (57), – вот и все, что мы узнаем о баснописце из его басен.