Михаил Гаспаров - Собрание сочинений в шести томах. Т. 1 - Греция

Упрощение трехчленного звена СДР достигается опущением какого-нибудь из членов. Легче всего опускается член С : мифы были материалом общеизвестным, и поэт мог полагаться на воображение слушателей. Так, в уже приводившемся мифе о Персее Гиперборейском (Пиф. 10) ситуация не сообщается, сообщаются только действие (подвиги Персея) и вынесенный в кефалайон результат (приход Персея к гиперборейцам). Так, в мифе о Неоптолеме (Нем. 7) сообщаются действие и результат (Неоптолем пришел в Дельфы и погиб), но не сообщается ситуация (потому что для Неоптолема она нелестная: он шел в Дельфы, чтобы потребовать Аполлона к ответу за убийство Ахилла). Реже опускается член Р : в таких случаях результат действия заменяется оценкой действия и мифологический рассказ как бы возвращается к своему истоку, мифологическому примеру, из которого тотчас делается вывод. Так, в рассказе об Антилохе (Пиф. 6) говорится, как грозил в бою Мемнон Нестору ( С ) и как отдал жизнь за Нестора сын его Антилох ( Д ), «явив громадою подвига высшую о родителе доблесть» (оценка, 42–43). Так, в знакомом нам рассказе об Аянте (Нем. 8) говорится, как Аянт был «обездолен золотым доспехом» ( С ) и покончил с собой ( Д ), но вместо описания результата следует оценка: «издавна была ты сильна, вражья речь, лживая речь…» и т. д. (32–34). Пределом упрощения в этом направлении можно считать миф об Алкмеоне в Пиф. 8, уже нами рассматривавшийся: здесь опущены и Р, и даже Д , так что, по существу, перед нами просто мифологический пример (двучленный), взятый в кольцевую рамку; ты не посрамил предков, говорит поэт победителю, и поэтому о тебе можно сказать то же, что сказал Амфиарай: об Алкмеоне то-то, а об Адрасте то-то; таково Амфиараево слово, и по этому слову я, поэт, всегда чту Алкмеона (Пиф. 8, 35–60).

Усложнение трехчленного звена СДР достигается удвоением какого-либо из его членов, чаще всего Р (так как результаты действия могут быть множественные – и ближние, и дальние), но иногда также и Д . Так как Р в кольцевом повествовании всегда служит откликом на кефалайон, замыкающим кольцевую рамку, то удвоение Р является как бы удвоением концовки, удвоением отклика на зачин, дополнительным подкреплением композиционного принципа. Так, в мифе о Диоскурах (Нем. 10) кефалайон сообщает: «день они живут на Олимпе, а день в Аиде» ( Р ), затем следует описание гибели смертного Кастора ( С ), мольба бессмертного Полидевка к Зевсу не разлучать их ( Д ), ответ Зевса ( P1 ) и решение Полидевка ( Р2 ). Так, в мифе о Кирене (Пиф. 9) кефалайон сообщает: «Кирену взял в жены Феб» ( Р ), а затем говорится: она была девой-охотницей ( С ), и Феб, увидев ее, воскликнул: «что мне с ней делать?» ( Д ), и Хирон, усмехнувшись, ответил ему: «взять ее в жены» ( Р1 ), и Феб так и сделал ( Р2 ). В мифе об Иксионе (Пиф. 2) удваиваются не только результат, но и действие: Иксион распят на колесе ( Р ), потому что он согрешил и наказан ( Д, Р ): он убил родича ( Д1 ), он посягнул на Геру ( Д2 ; здесь вставлена размежевывающая сентенция) и за это был обманут тучею ( Р1 ) и казнен распятием ( Р2 ). То же самое происходит и в мифе о Корониде, вставленном в миф об Асклепии (Пиф. 3): здесь упоминается учение Асклепия у Хирона (кефалайон- A .), рождение Асклепия от казнимой Корониды (кефалайон- К . с заключительной сентенцией), затем говорится, как Коронида согрешила против Аполлона умыслом ( Д1 ) и делом ( Д2 ; в промежутке – размежевывающая сентенция, 19–23), и Аполлон узнал об этом ( Р2 ) и наказал за это ( Р2 , заключение подчеркнуто сравнением); тогда-то и был рожден Асклепий ( Р3 , отклик на кефалайон- К .) и отдан на воспитание Хирону ( Р4 , отклик на кефалайон- A .). О том, что в обеих последних одах кольцо рассказа дополняется довеском-послесловием (в Пиф. 2 о Кентавре, рожденном от Иксиона, в Пиф. 3 о гибели Асклепия), уже говорилось выше.

Еще большее усложнение трехчленного звена СДР достигается вставкой дополнительного мифологического материала между членами звена, чаще всего между раздвоившимися Р1 и Р2 . Самый внушительный пример такого построения – огромная ода Пиф. 4 в честь Аркесилая Киренского, самое большое из сохранившихся произведений Пиндара. Миф ее посвящен плаванию аргонавтов; начальная часть мифа описывает пророчество Медеи о заселении Кирены потомками аргонавта Евфама, которые в Кирену придут с Феры, а на Феру придут с Лемноса; о Фере упоминается и в начале, и в конце пророчества, о Лемносе – только в конце. С какой изысканной точностью выдержана в этом рассказе трудная концентрическая композиция, уже говорилось выше. Собственно, на этом Пиндар мог бы закончить мифологическую часть и перейти к заключительной хвалебной, и он даже делает шаг в этом направлении, повторяя именование победителя Аркесилая (65), но тут же резкой отбивкой поворачивает свой рассказ обратно к мифу (67–70: «Но я вверю Аркесилая Музам только с чистым золотом бараньего руна, странствуя за которым, чести от богов исполнились минийские мужи… А каким началом началось их плавание?..» и т. д.). И здесь следует новый рассказ, без всякой концентричности, эпически-последовательный, от появления Ясона в Иолке до подвига его в Колхиде; на этом месте рассказ неожиданно обрывается резкой отбивкой, содержащей резюме последующих событий, кончая прибытием аргонавтов на Лемнос и браком их с лемниянками. Упоминание лемносского брака образует перекличку конца второго рассказа с концом первого; формально перед нами как бы довесок-послесловие к первому рассказу, вставленное между двумя упоминаниями о Лемносе ( Р1 и Р2 ), но довесок этот в два с половиной раза больше первого рассказа, а послесловие это говорит о том, что было не после, а до действия первого рассказа.