Иван Курилла - Битва за прошлое. Как политика меняет историю

Через год в акции участвовало 150 000 человек в 120 городах страны, через два года — 400 000, а к 2019 году число участников достигло 10 миллионов — не только в России, но и по всему миру.

«Бессмертный полк» — самое многочисленное (и следовательно, самое важное) общественное движение в России, возникшее в последнее десятилетие. Он попал в центр политических дебатов, которые в России используют язык истории; именно поэтому он вызывает эмоциональное отношение у слишком многих экспертов и даже ученых. Давайте попробуем посмотреть на феномен «Бессмертного полка», не помещая его ни в «патриотическую», ни в «пропагандистскую» картину мира.

Самые разные действующие лица исторической политики (такие, как церковь, Коммунистическая партия, активисты «Русской весны» и многие другие — их еще называют акторами памяти или мнемоническими акторами) пытались присвоить «Бессмертный полк» и заявить, что он представляет их интересы; однако никто не добился уверенной победы. Напротив, два основных мнемонических актора, которые возникли из движения, первые организаторы из Томска и контролируемая государством НКО «Бессмертный полк России», основаны на совершенно разных политических принципах (несмотря на то, что они заявляют о своей «аполитичности»). Тем не менее они сотрудничают в организации шествий «Бессмертного полка», потому что оба черпают силу из этих эмоций и участием в движении показывают, что играют важную роль в политике памяти в России.

Неверно рассматривать «Бессмертный полк» как отдельного актора, он представляет собой общественное движение, но, во-первых, создает новые действующие лица исторической политики, а во-вторых, уже изменил ландшафт, в котором существуют другие мнемонические акторы.

Ни одна другая общественная инициатива в последние годы не достигла таких масштабов и не вызвала столько споров, как «Бессмертный полк». Акция, начатая в 2012 году группой томских журналистов, изменила формат главного праздника страны и расколола общество и ученых в их понимании смысла ритуала. В стране, где почти каждая семья хранит память о ветеранах войны или родственниках, погибших в 1941–1945 годах, каждый может присоединиться к шествию. Идею томских журналистов быстро подхватили по всей России, а потом и за рубежом. Антрополог Михаил Габович объясняет этот факт распространением «Бессмертного полка» по готовому шаблону, созданному основателями: запоминающееся название, понятные правила и последовательность действий [218] Gabowitsch M. Are Copycats Subversive? Startegy-31, the Russian Runs, the Immortal Regiment, and the transformative potential of non-hierarchical movements. In Beumers B., Etkind A., Gurova O., Turoma S. (Eds.) Cultural Forms of Protest in Russia. Chapter. 4. Abingdon: Routledge, 2018. . Тем не менее участие в акции уже миллионов людей, внезапно решивших скопировать именно этот ритуал, предполагает, что необходимы и другие объяснения.

Широко распространено мнение, что «Бессмертный полк» всего лишь «один из многих инструментов, которые Кремль использует для распространения своего видения и интерпретации Второй мировой войны». Эксперты во многих странах, включая Россию, считают, что шествие «представляет собой воплощение политического использования истории правящей элитой в качестве инструмента политической аргументации, попытку навязать особую историческую интерпретацию войны» [219] Milosevich-Juaristi, Mira. (2018, 27 September). The Immortal Regiment: the pride and prejudice of Russia. Elcano Royal Institute. http://www.realinstitutoelcano.org/wps/portal/rielcano_en/contenido?WCM_GLOBAL_CONTEXT=/elcano/elcano_in/zonas_in/ari110-2018-milosevichjuaristi-immortal-regiment-pride-prejudice-russia . . Чтобы оспорить это мнение, нам необходимо кратко остановиться на эволюции кремлевской исторической политики, представленной в праздновании Дня Победы.

Современный российский режим консолидировался в тот период, когда угасало поколение ветеранов, а их встречи перестали быть смысловым и символическим центром празднования Дня Победы. Со второй половины 2000-х годов российские руководители вели несколько «исторических войн» с соседними государствами вокруг памяти о войне. Путин лично выступал в этих конфликтах как защитник священной памяти погибших советских людей, символически претендуя на роль, которую до сих пор играли ветераны войны [220] Wood, Elizabeth A. (2011). Performing Memory: Vladimir Putin and Celebration of World War II in Russia. The Soviet and Post-Soviet Review. 38. 172–200; Edele, Mark. (2017). Fighting Russia’s History Wars: Vladimir Putin and the Codification of World War II. History & Memory. 29 (2) 90–124; Miller, Alexei and Lipman, Maria (eds.) (2012). The Convolutions of Historical Politics. N. Y.-Budapest: CEU Press; Torbakov, Igor. (2011). History, Memory and National Identity: Understanding the Politics of History and Memory Wars in Post-Soviet Lands. Demokratizatsiya. Journal of Post-Soviet Democratization. 2011. 19 (3). 209–232. . Такое замещение ветеранов государством поставило под вопрос семейные истории войны и актуализировало проблему принадлежности национальной памяти.