Иван Курилла - Битва за прошлое. Как политика меняет историю

Перестав испытывать идеологическое давление и контроль со стороны Москвы, интеллектуалы и политики центральноевропейских стран и близких к ним в этом отношении стран Балтии приступили к реконструкции собственной национальной идентичности, а перед многими постсоветскими странами встала проблема национального строительства с нуля.

В этой работе центральное место занял процесс выработки собственного отношения ко Второй мировой. В самом деле, нарратив войны как борьбы добра со злом плохо ложился на национальную память жителей этих стран: во многих случаях население раскололось, значительная его часть сотрудничала с немецкими властями, а в послевоенные годы — с просоветскими лидерами государств. Народы оказались разделенными между двумя враждебными лагерями, и многие были вовлечены в военные преступления — как в качестве жертв, так и в роли палачей. Эта эпоха оставила после себя болезненное наследие, и до сих пор очень сложно примирить национальную память с трагическим прошлым.

В некоторых странах Вторая мировая выглядела как «навязанная гражданская война». Так, например, большие группы эстонцев служили в Красной армии, в германских и финских частях и воевали друг против друга. Задача национального строительства требовала примирить память об этих группах, и для ее решения эти страны объявили себя жертвами двух внешних сил, двух тоталитарных режимов, равно чуждых местным традициям и интересам. Такая трактовка позволяла вынести за рамки национального сообщества вопрос об ответственности за деяния этих режимов, даже совершавшиеся на территории этих стран и при участии местного населения.

В странах Балтии были реабилитированы ветераны Войск СС. В Западной Европе не проводились парады ветеранов прогерманских подразделений, зато они проходили в восточной ее части. На рассказ о войне наложился опыт послевоенных десятилетий, и во многих государствах Центральной Европы и Балтии в 1990–2000-е годы были открыты музеи «двух оккупаций» или тоталитаризма, также приравнивающие немецкое правление 1940-х годов к периоду социализма с конца 1940-х до конца 1980-х годов. Одновременно нарратив, центром которого является день 9 Мая, предстал в некоторых странах региона как чужой — праздник этнических русских, и стал служить сплочению «сообщества контрпамяти», противостоящего государственному дискурсу этих стран [152] См.: Махотина Е. Преломления памяти. Вторая мировая война в мемориальной культуре советской и постсоветской Литвы. — СПб.: Изд-во ЕУСПб, 2020. — С. 200. . Именно программа национального строительства требовала признания СССР и гитлеровской Германии «двумя тоталитарными режимами», в равной степени ответственными за Вторую мировую войну.

Очевидно, что такая трактовка ставила под сомнение моральные основания послевоенного порядка, делая его лишь результатом временного соотношения сил великих держав. Именно поэтому к такому пересмотру истории очень осторожно относится и Германия, и страны-победительницы. По понятным причинам не может согласиться с такой интерпретацией и Россия: 27 миллионов советских людей погибли в войне с нацистской Германией, эти жертвы могут быть оправданы только победой над абсолютным злом, и другое представление о Второй мировой в обозримом будущем в России принято не будет.

Даже в тех странах постсоветского пространства, где учебники описывают войну как борьбу за правое дело, например в Армении или на Украине, есть точка зрения, что сотрудничество некоторых национальных лидеров с нацистами может быть оправдано [153] См., например, такие исследования этой темы, как: Освещение общей истории России и народов постсоветских стран в школьных учебниках истории новых независимых государств. Под ред. А. А. Данилова, А. В. Филиппова. — М., 2009. http://nlvp.ru/reports/doclad_hist_02_light.pdf ; Бордюгов Г. А., Бухараев В. М. Вчерашнее завтра: как «национальные истории» писались в СССР и как пишутся теперь. — М.: АИРО-ХХI, 2011; Курилла И. И. В поисках национального единства или международного различия: Исторические нарративы в постсоветских государствах. Аналитическая записка № 203. // ПОНАРС Евразия. Вашингтон, 2012. http://www.ponarseurasia.org/sites/default/files/policy-memos-pdf/pepm203_russ_kurilla_may2012.pdf . . Россия, напротив, меньше других готова рассматривать Вторую мировую войну даже частично как гражданский конфликт, и официальный нарратив не предлагает варианта интеграции русских коллаборационистов в общую историю. Такие попытки имели место, но им очень далеко до включения в учебники истории или использования в речах политиков [154] См., например: История России. ХХ век. В 2 т. Под ред. А. Зубова. — М.: Астрель, АСТ, 2009. . Разница в исторической «оптике» сводит на нет вероятность соединения несовместимых версий Второй мировой войны. Схожую мысль высказывали исследователи учебников Кит Кроуфорд и Стюарт Фостер: «Поскольку типичные учебники истории представляют националистический взгляд на Вторую мировую войну в несистематизированной манере, мир до сих пор не имеет истории Второй мировой войны» [155] Keith A. Crawford, Stuart J. Foster. War, Nation, Memory: International Perspectives on World War II in School History Textbooks. Charlotte, NC: Information Age Publishing, 2007. Любопытно отметить, что в этой книге не исследуются учебники бывшего СССР. . Это также означает, что благонамеренные проекты по созданию «совместных учебников истории» не смогут в обозримом будущем увенчаться успехом. Практически невозможно примирить два национальных нарратива, каждый из которых сконструирован так, чтобы объединить одну нацию [156] Тем не менее столкновение «исторических политик» разных стран не должно препятствовать сотрудничеству профессиональных историков, которые не могут ставить перед собой задачу создания некоего единого взгляда на прошлое. Диалог историков разных стран включает и обсуждение различных интерпретаций общего прошлого. .