На первом общем собрании Совета с делегатами от воинских частей 1 марта «солдатский» вопрос оказался центральным. На ораторской трибуне, то есть на столе, рядом с простоявшим на нем весь день председательствующим Соколовым сменяли друг друга люди в шинелях. Заседание накалилось до предела, нагнетаемое слухами о якобы планируемом разоружении солдат, попытках загнать их в казармы, об угрожающем поведении офицеров, группировавшихся вокруг военной комиссии Временного комитета.
«Приказ» вышел из-под пера Соколова, о крайней мере внешне это действительно выглядело так. За столом сидел Соколов — плешь во всю голову, густая черная борода, приземистая фигура, рубашка с широким и открытым воротником. Его со всех сторон облепили сидевшие, стоявшие, наваливавшиеся солдаты и не то диктовали, не то подсказывали, что писать. Сам Соколов не только не гордился своим авторством «Приказа № 1», но и каждый раз, когда при нем заходила о том речь, решительно от такого авторства отказывался» [513] Бенуа А. Н. Дневник 1916–1918 гг. М., 2006. С. 170–171.
. И не без оснований.
По убеждению военных экспертов, Приказ № 1 «был как бы клином, вбитым в тело армии, после чего она раскололась на две части и стала быстро разлагаться» [514] Мартынов Е. И. Царская армия в февральском перевороте. Л., 1927. С. 212.
. В нем говорилось о выборах ротных, батальонных и прочих комитетов, о выборах представителей солдат в Советы и подчинении приказам военной комиссии Государственной думы только в тех случаях, когда они не противоречат постановлениям Совета. Приказ фактически изымал все оружие в армии из ведения ее командного состава и передавал в распоряжении ротных и батальонных комитетов, отменял вставание во фронт и отдание чести вне строя, титулование командного состава благородиями, запрещал обращение на «ты» и устанавливал контроль солдатских комитетов над офицерами. Приказ, изданный по гарнизону Петроградского округа и моментально утвержденный Советом, был истолкован как применимый ко всем вооруженным силам — на фронте и в тылу. Власть правительства и офицерского корпуса над войсками в одночасье исчезла.
Станкевич полуоправдывал Совет в связи с изданием Приказа № 1: «Действительно, на фронте, куда он попал и где до его прихода все было спокойно и по-старому, он сыграл чрезвычайно плачевную роль. Но он был предназначен для Петрограда, где все уже было перевернуто вверх ногами и где, казалось, любая цена сходна, лишь бы начать приводить солдатчину в порядок… Несомненно, что в издании приказа № 1 значительную роль играло то обстоятельство, что война, как реальная забота, была чужда членам комитета, видевшим все лишь сквозь призму вопроса борьбы со старым правительством и опасавшимся неизвестного и таинственного фронта» [515] Станкевич В. Б. Воспоминания. 1914–1919. С. 49–50.
.
Приказ заработал быстро. 5 марта командующий 12-й армией Радко Дмитриевич Радко-Дмитриев жаловался Рузскому, что солдаты перестают подчиняться, ссылаясь «на какой-то приказ № 1 Петроградского комитета рабочих, который напечатан в газетах, и нижние чины его поняли как приказ, исходящий от установленной власти» [516] Революционное движение в русской армии. 27 февраля — 24 октября 1917 г. Сборник документов. М., 1968. С. 26.
. Рузский направил в Петросовет делегацию, безуспешно пытавшуюся отменить Приказ № 1, и нажаловался Алексееву. В тот же день генерал-квартирмейстер Ставки Лукомский сообщил начальникам штабов фронтов, что Совет не имеет отношения к армии, а потому его приказы и распоряжения не действительны и обнародованию не подлежат [517] Революционное движение в России после свержения самодержавия. М., 1957. С. 620.
. Но солдаты так не думали.
Алексеев умолял Временное правительство: «Чтобы иметь возможность продолжать войну и не допустить позора России, необходимо новому правительству проявить свою власть и авторитет и устранить причины начинающейся разрухи. Правительству крайне необходимо срочно вполне определенно и твердо сказать, что армии никто не смеет касаться и что все распоряжения должны проводиться через Верховного главнокомандующего» [518] Красный архив. 1927. № 3 (22). С. 51–52.
. Алексеев также считал недопустимым вносить изменения в уставы и военные распорядки без согласования с главкомом. Куда там! Не только Петросовет, но и Гучков имел свою повестку дня.
Он перебрался в дом военного министра на Мойке, который в армии называли «Довмин». Первый его приказ о вступлении в должность от 3 марта не предвещал серьезных перемен в армии, подчеркивая «необходимость полного соблюдения установившегося распорядка дня в работе всех главных и отдельных управлений, порядок делопроизводства, а равно дни и часы личных докладов у военного министра» [519] Сенин А. С. Александр Иванович Гучков. М., 1996. С. 112.
.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу