Питер Кенез - Полная история Белого движения

Зачисление в армию во втором по величине городе Дона, Таганроге, шло еще более медленно. Там проживало около сотни офицеров, но за месяц работы бюро записалось в армию лишь 50. В Донской и Кубанской областях, а также в Минеральных Водах на Северном Кавказе проживали тысячи офицеров, но Алексеев напрасно взывал к ним. Он дважды ездил в Екатеринодар, но безуспешно.

Объясняя неудачи добровольной мобилизации, Деникин ссылался на тот факт, что правительство Дона, охраняя автономию, не разрешило Алексееву и Корнилову объявить призыв в армию. Деникин, наверное, забыл тот факт, что Корнилов, игнорируя просьбы донского правительства, издал такой приказ 11 января 1918 года. Хотя если бы Корнилов издал этот указ месяцем раньше, то ситуация могла сложиться совсем по-другому.

Некоторые историки считают, что тогда и позже офицеры не присоединились к Добровольческой армии, так как лидеры Белого движения не предложили позитивной идеологии. Утверждение, касающееся людской мотивации, кажется очень реалистичным, так как, возможно, продуманная программа увеличила бы число желающих вступить в армию. Но даже в перспективном будущем невозможно себе представить, что бы это была за программа. Некоторые, например лидеры армии, считали, что политическая программа ослабит армию, а консервативная, напротив, многих отпугнет.

Призыв Алексеева и Корнилова оставался без ответа по тому же ряду причин, по которому казаки отказались воевать на стороне большевиков. После месяцев сплошных политических переворотов русские офицеры все еще хотели мира любой ценой. Добровольческая армия, тем не менее, требовала продолжения войны с Германией, а как предварительное условие — разгрома большевистского режима. В нежелании продолжать войну с иностранным врагом обе стороны — офицеры и рядовые — сходились во мнениях. Возможно, набор рекрутов шел бы быстрей, если бы Корнилов и Алексеев поняли, что Россия уже не сможет занять свое место в мировой войне и что лучше сконцентрировать все силы на борьбе с большевиками. Но просить генералов отказаться от войны с иностранным врагом было бы равносильно просить их не быть самими собой. Алексеев и Корнилов считали большевиков немецкими агентами, и для них не было смысла бороться лишь против агентов.

Офицеры, как в основном и все русские люди, не имели понятия, кто такие большевики и чего точно они хотят, но, так как они сильно устали от политических беспорядков Временного правительства, подходили к делу таким образом: новые законы не могут быть такими же плохими, как несколько месяцев назад. Офицеры в Ростове мыслили точно так же, как и офицеры на территории всей России: они прожили в Ростове пять дней под началом большевиков, и все это время оставались на нейтральной стороне, их тоже не трогали. Из этого опыта они заключили, что большевики не причинят вред тем, кто не будет препятствовать им. Русские офицеры пассивно ждали, пока ураган Гражданской войны пронесется над их головой.

Столь неожиданная реакция русских офицеров сильно повлияла на развитие Белого движения. Так как преобладающее большинство русских офицеров держались в стороне от Гражданской войны, то среди тех, кто присоединялся к Белой армии, были и молодые, не вкусившие горечи войны. Первые добровольцы в Новочеркасске чувствовали себя ужасно, так как были в изоляции, и это сознание подрывало их моральный дух и увеличивало их страдания. Растущее же беспокойство, в свою очередь, вылилось в сильное желание действовать радикально.

Так как к середине 1918 года добровольцев набралось мало, армии пришлось последовать примеру большевиков и ввести воинскую повинность. К тому времени армия занимала большей частью казачьи территории, поэтому призывались в основном казаки. Добровольческая армия стала преимущественно состоять из казаков, и этот факт сильно снижал ее мобильность: большинство казаков не хотели выходить за пределы территории своего Войска.

Среди первых 3 тысяч добровольцев было, вероятно, лишь десять солдат, остальные были офицерами, кадетами и юнкерами. Когда генерал Черепов принес отчет о работе ростовского Бюро записи в армию, Корнилов посмотрел на список добровольцев и разразился смехом: «Здесь все офицеры, где же солдаты?» Солдат не было тогда, не появились они и потом. Эксперты поражались молодости добровольцев; даже шестнадцатилетним и семнадцатилетним было разрешено записываться. Если можно верить журналисту Б. Суворину, Алексеев жаловался ему таким образным языком: «Я уже вижу монумент, воздвигнутый в память об этих погибших детях — на голом камне разоренное гнездо орла с маленькими орлятами и надпись: „А где же были орлы?”».