Йоганн Мюллер - Асы немецкой авиации

Когда война закончилась, и истребители были уничтожены, я попал в плен вместе с личным составом эскадрильи. Мы взорвали последние Ме-262 в последний момент, когда американские танки уже подходили к аэродрому. Офицер американской разведки увез меня через Гейдельберг в лагерь для офицеров люфтваффе в Англии.

После четырех недель непрерывных допросов меня переправили в Шербур, где на меня набросился французский солдат с винтовкой. Он ударил меня прикладом сзади, и я упал без сознания. Я очнулся в госпитале в Мюнхене. После всех допросов американцы меня отпустили, но при этом украли Рыцарский крест и летную книжку, как я уже упоминал. Наши награды, особенно Рыцарские кресты, победители высоко ценили. Это было трудное время, но офицеры американских ВВС помогли мне подготовиться к новой жизни, и в 1950-х годах я начал служить заново и ушел в отставку лишь в 1970-х.

После войны процент безработных среди немецких офицеров был особенно высоким. Найти работу профессиональному офицеру было крайне сложно, особенно если ты не был связан с местной американской военной администрацией. Профессиональные офицеры считались элитой Национал-социалистической партии и любые контакты с ними считались абсолютно нежелательными.

Лишь много позднее это отношение переменилось, и народ начал понимать, что по большей части офицерский корпус оставался аполитичным. У нас не было другой программы, кроме защиты своей страны, права она или нет. Между нами и офицерами любой другой страны не было различий. Все будут защищать свою родину и свою семью, несмотря на то, какой политический лидер стоит во главе этой страны.

Прошло не слишком много времени, и я начал сотрудничать с американской разведкой под прикрытием организации Гелена, наследницей военной разведки Абвера, которую сформировал генерал Рейнхард Гелен после войны. Гелен был офицером Абвера, который сменил адмирала Канариса после того, как его арестовали за участие в заговоре против Гитлера. Трудами Гелена после войны были созданы многие немецкие спецслужбы, в том числе знаменитая контртеррористическая служба GSG-9.

Приходилось решать множество проблем, одной из самых важных были переговоры с Советским Союзом относительно возвращения наших людей, которых там удерживали. Это было грубейшим нарушением Женевской конвенции, в которой ясно говорилось, что после окончания конфликта все пленные должны быть репатриированы. Русские считали наших людей «преступниками», а не солдатами, впрочем, они еще во время войны отказались признавать международные соглашения.

После долгих переговоров в декабре 1945 года они были освобождены. Все это время я вспоминал своих друзей, оказавшихся в сибирских лагерях. Я часто думал об Эрихе, Германе Графе и Герде Баркгорне, при первой же возможности я старался встретиться с женой Эриха Урсулой. Жены и родители этих несчастных написали десятки тысяч писем Конраду Аденауэру и Молотову, требуя их освобождения.

Сталин во время войны прямо заявил, что его страна будет соблюдать Гаагскую конвенцию, но не Женевскую. Полагаю, дело в том, что в 1929 году в Женеве было принято соглашение, дающее право нейтральным государствам проводить инспекции лагерей военнопленных для проверки условий содержания. Комиссия должна была следить за гуманным обращением с пленными и оказанием медицинских услуг. Сталин был настоящим параноиком по отношению к иностранцам и не собирался позволять никаким третьим силам следить за использованием рабского труда в Советском Союзе. Я думаю, что ему требовались новые рабы, потому что он уничтожил перед войной слишком много украинцев.

Однажды я встретился с русским летчиком, и после недолгой беседы выяснилось, что он был одним из тех, кого я сбил на Кавказе в 1942 году. Сначала я сбил двоих его товарищей, а потом и его самого. Он оказался единственным спасшимся, а после приземления был взят в плен нашими солдатами.

Он попал в лагерь, а в конце войны был освобожден русскими войсками. Он сказал, что потом попал в ГУЛАГ, где ему пришлось очень плохо, так как Сталин не признавал советских пленных, обвиняя в пособничестве противнику всех, кто попал в плен. В результате он несколько лет провел в одном лагере с немецкими пленными.

Я также встретился с его женой и сыном, и выяснилось, что у этого летчика уже есть внуки. Я был рад, что он остался жив, о чем прямо сказал им. Он меня поблагодарил. Я объяснил, что, несмотря на недавние проблемы в нашей истории, у меня никогда не было личных врагов. Ну, если исключить пилота, расстрелявшего летчика сбитого «Фокке-Вульфа». Это была моя работа. Все остальное было бы непрофессиональным и лишь мешало бы трезвому суждению. Он согласился, и мы хорошо выпили.