Владимир Захаров - Загадка последней дуэли. Документальное исследование

Остановимся подробнее на происхождении Мартынова, чтобы опровергнуть утверждение, высказанное Н. Бурляевым в статье «Выиграем ли битву за душу человека?», опубликованной в 1989 г. Вот оно: «Шулер и подлец, тайный жандармский осведомитель Мартынов застрелил Лермонтова наповал. Любому грамотному лермонтоведу, читавшему книгу Нарцова (1914 г.), известен красочный герб рода Мартыновых, сотканный из масонской символики» [38].

Если с первыми двумя характеристиками — шулер и подлец, можно согласиться, то последнее утверждение попросту фантастично.

Герб рода Мартыновых помещен в Общем Гербовнике дворянских родов Российской империи в третьей части под № 86.

Вот его описание: на щите, разделенном горизонтально пополам, в верхней части, в серебряном поле, изображена выходящая из облака рука с мечом, облаченная в латы. В нижней части, в голубом поле, между двумя серебряными шестиугольными звездами виден серебряный полумесяц рогами вверх, над которым находится такая же звезда. Щит увенчан дворянским шлемом с дворянской короной на нем. Что же здесь масонского?

Начнем с руки, изображенной на гербе. Дело в том, что литовским гербом издавна была фигура, называемая в геральдике «Погонь» — всадник на коне с мечом в правой руке и щитом в левой. В геральдике различают пять видов Погони. На гербе Мартыновых представлен четвертый ее вид — именно это изображение, дававшееся в знак храбрости и отваги, помещалось на гербах, владельцы которых вели свою родословную от литовских князей. Луна и звезды (как о пяти, так и о шести лучах) имели древнейший смысл в польской, иллирийской и богемской геральдике. Они означали победу христианства над язычеством и мусульманством, одержанную мечом, а отдельно звезды — награду, которая ожидала на небесах всякого, кто исполнил на земле повеление, завет данный Богом [112, 389, 403–440, 453].

Звезды на гербе Мартыновых имеют шесть лучей, но они расположены иначе, чем на масонской шестиконечной звезде, или на «магендовиде», называемой «звезда» или «щит» Давида. И это существенно. Никакого отношения к масонской символике герб Мартыновых не имеет.

Объяснение отчества Н.С. Мартынова . В архивах, находящихся в США, А.В. Кторова обнаружила записки под названием «Воспоминания о Пугачеве», написанные матерью П.П. Зубова, известного церковного деятеля. Приведем выдержки из них:

«Не стану излагать русским известную всем историю Пугачева, но расскажу случай с моей семьей, происшедший в те смутные времена «Пугачевщины» и переданные устно мне моей бабушкой Шереметевой, когда мне было приблизительно двенадцать лет. <���… > Вот что я помню об её рассказах о Пугачеве. Её дед, Мартынов, был помещиком большого имения «Аипяги». Он был женат три раза и имел тридцать восемь детей, многие из них умерли младенцами. Его же третья жена была на много лет моложе его старших детей, так что был оригинальный случай: в одной и той же люльке лежали два младенца — дед и внук, правильнее сказать — брат деда и внук. И вот к этой многочисленной патриархальной семье вдруг донеслась ужасающая весть о приближении Пугачева и его необузданных войск. <���…> В доме случилась ужасная суета и невыразимый переполох, тем более что меньше недели перед этим жена Мартынова родила сына. Напуганные, все кое-как собрались и решили бежать из имения прямо в лес, а оттуда куда глаза глядят.

Взяли с собою молодую мать, но оставили новорожденного сына с мамкой-кормилицей, а также, что было очень необдуманно, двух мальчиков от второй умершей жены. Одного из них звали Савва, другого не помню, — было им по 4 и 6 лет. И вот неизбежное случилось. К вечеру того же дня усталые, злые всадники разбойников подъехали к имению. <���…> Мамка-кормилица затряслась. «А это что? — крикнул Пугачев, дергая ребенка за голову из её рук, — барчонок, что-ли? Давай его!». «Не тронь! — закричала кормилица, — Не тронь его, это мой сопляк!»

Тут бабушка останавливалась, кашляла и прибавляла улыбаясь: «Этим скверным словом она спасла моего отца… Тот маленький ребенок был моим отцом! <���…> «Почему твоему отцу дали такое странное имя!» — спрашиваю я. Бабушка смотрит на меня: «Странное? Нет, но неожиданное». Напутанная мамка решила окрестить ребенка до возвращения родителей. Пошла в церковь. «А как назвать его?» — спрашивает священник. «А Бог весть! — отвечает мамка, — уж и не знаю». «По святому назовем, — решил священник. — На сей день святой будет Соломон-царь — так и назовем». Так и назвали» [108].