Вольфганг Акунов - Белая гвардия Фридриха Эберта

В современной русофобской Эстонии в этот день отмечают подписание Юрьевского мирного договора, потому что на момент подписания договора, такого города, как Тарту не было.

Несмотря на неоднократные попытки получить признание в Лиге Наций, до подписания Юрьевского мирного договора Эстонию не признало НИ ОДНО государство.

Ценою же этого позорного договора стали жизни Белых солдат и офицеров Северо-Западной армии (СЗА), а также беженцев, которые отступали вместе с армией.

Статья 7-я договора предполагала так называемые взаимные военные гарантии.

В частности, то, что территории Эстонии и России не будут использоваться в качестве плацдарма для войск, враждебных другой стороне.

В этой статье также говорилось о необходимости разоружения и нейтрализации таких войск.

По сути, Таллин обязался полностью уничтожить Северо-Западную армию, своего недавнего союзника в борьбе с большевиками.

Бойцов северо-западников и беженцев размещают на станции Нарва-2 в помещениях двух пустующих фабрик.

Вокруг них снова колючая проволока.

Так и должно быть, ведь эти фабрики, по сути, концентрационный лагерь! Условия в эстонском лагере хуже, чем в нацистском: нет кроватей, одеял, теплой одежды. Нет медикаментов, нет вообще ничего!

Рядом на путях стоят десятки вагонов с имуществом гибнущей русской армии.

Там все это есть, но командующий эстонской армией генерал Лайдонер приказал реквизировать составы со всем их содержимым в пользу Эстонии.

Все уцелевшие бойцы белой Северо-западной армии и тысячи беженцев, которых пустили на территорию Эстонии, были интернированы и брошены в концентрационные лагеря смерти, в том числе в концлагерь, устроенный в Пяэскюла на сланцевых копях.

Там военных и гражданских ждали медленная смерть от тифа, голода и истощения, полного отсутствия какой либо медицинской помощи.

В условиях эстонских концлагерей вспыхнула эпидемия тифа. От него умерли тысячи людей.

В полках насчитывалось по 700–900 больных при 100–150 здоровых. Число больных, не помещенных в госпитали, достигало 10 000. Общее число заболевших составляло 14 000.

Части Северо-Западной армии помещались в огромных бараках-«гробах». Вместе с солдатами размещались и беженцы из Псковского, Гдовского и Ямбургского уездов.

Как было сказано выше, при большой скученности людей в бараках с первых же дней начались тифозные заболевания. Смерть вырывала заживо обреченных людей сотнями. Трупы наваливали на повозки в несколько ярусов, вывозили за город и сбрасывали на так называемое «трупное поле». Случалось, что целые грузовики с трупами застревали в снегу и стояли по несколько дней.

Очевидец фон Зауэр писал по этому поводу:

«Ввиду преступного отношения эстонцев, эпидемия приняла грозные размеры, и эти месяцы в Нарве — сплошной кошмар.

На некоторых дворах и в некоторых помещениях трупы валялись неделями. Мертвых вывозили на санях, сложенных как дрова и бросали часто без всякого погребения за город. Каждый день многочисленные похоронные процессии. Санитарные условия были ужасны. Отсутствие белья. Эстонцы запретили русских пускать в бани. В некоторых лазаретах стояла такая грязь и вонь, что было невозможно дышать. Больные ходили под себя, и никто этого не убирал. Моча просачивалась из верхних этажей и капала на больных в нижних».

Вот воспоминания очевидца этого кошмара С. В. Рацевич: «Никогда не забуду жуткую картину, открывшуюся мне…

Один за другим на кладбище в Сиверсгаузен мчались грузовики с голыми скелетами, чуть прикрытыми рваными брезентами, парусами поднимавшимися кверху. Тела были кое-как набросаны».

Швейцарец по происхождению, убежденный патриот старой России, один из организаторов «Боевого санитарного отряда», боровшегося в Нарве с тифом, писал: «Измученных, больных и голодных не впускали в жилые помещения, а загнали в лес и болота, где несчастные при морозе в 10 градусов должны были провести несколько ночей под открытым небом. Множество людей замерзло, многие умерли от истощения.

…Русским, сражавшимся бок о бок с эстонцами, был уготовлен нарвский мешок со вшами, куда после нечеловеческих глумлений эстонцы впустили несчастные, измученные боями белые части».

«Наши союзники англичане („Антантины сыны“, как их стали называть в армии) молча смотрели на это организованное истребление русских белых полков» — писал фон Гершельман — «и пальцем не пошевелили, чтобы как-нибудь помочь нам».