Эмманюэль Ле Руа Ладюри - История регионов Франции

Берни — это в некоторой степени Эдгар Фор XVIII века, но с еще большим шармом и менее выраженным низкопоклонством, чем это было у знаменитого биографа Лоу и видного политика IV и V Республик. Берни был противником снобизма, деликатным честолюбцем, карьеристом, лишенным вульгарности выскочки, скромным соблазнителем; это был светский человек, который хотел, чтобы священники проповедовали суровую мораль, но который, однако, следовал в своей личной жизни своим желаниям и делал то, что ему нравилось. Он был набожным католиком, но при случае рабом своих страстей и удовольствий…

В Риме во времена Революции он сделался защитником умеренной и даже критичной позиции по отношению к французским эмигрантам, которые, на его вкус, были слишком возбужденными подстрекателями. Короче говоря, Берни представлял собой южный центризм, поскольку в областях «ок» появились в начале царствования Людовика XV еще несколько человек с подобными взглядами, в частности, Дюбуа и Флёри, которых мы уже встречали на страницах этой книги…

Берни, Флёри, Дюбуа с Фенелоном в хвосте, как сказал бы Сен-Симон, — это некоторый способ уехать из областей «ок» или заговорить об областях «ок», и напомнить о том, что в период Регентства (1715–1723) наблюдалось некоторое перемещение важных людей, и в окружении Филиппа Орлеанского на высшем уровне в 1715–1720 годы и даже раньше оказывались уроженцы Дофине, Перигора, Лимузена, Лангедока… и даже Шотландии. В некотором отношении люди, удостоившиеся доверия герцога-регента, с точки зрения провинциального происхождения, иногда даже социально были маргиналами, по меньшей мере, людьми с периферии, если использовать в данной работе наш современный язык. Они представляли собой среду, достаточно сильно отличающуюся от той, откуда при Людовике XIV выходили верные слуги монархии, такие как Кольбер, Ле Теллье, Лувуа, семья Фелипо, Вуазен, Шамийяр, семья Виллеруа… и другие деятели, выросшие в Парижском бассейне, в этой пропитанной готической древностью обстановке, которая станет затем нейтралистской и в конце концов якобинской. Выходцы из этой среды в течение веков служили опорой в проведении королевской стратегии. Речь всегда шла о том, чтобы собрать армию, воевать, устранить английских или голландских конкурентов. Речь шла о том, чтобы оттолкнуть или бесцеремонно «подвинуть» соседние державы. Подход Дюбуа, Флёри и Берни на втором этапе был более гибким. Эти южане, и это также верно по отношению к Фенелону и даже Тансену, не были главными ультрапатриотами или супернационалистами. Понятно, что с неким обновленным окружением Филипп Орлеанский, а затем его венценосный племянник Людовик XV могли вести политику, менее амбициозную и более примирительную по отношению к прогрессивным силам — протестантским державам на северных горизонтах и проводить более европейскую и еще более пацифистскую стратегию в том, что в итоге станет, под влиянием или при содействии Шуазёля, стилем Берни 1760-х годов…

Берни, блестящий ученик в самом окситанском коллеже в Бур-Сент-Андеоль (вспоминается тяжеловесное и восхитительное барочное убранство, которым украшена одна из главных церквей этого города, типичного для берегов Роны как со своей особой судьбой); Берни, который в своем значительном литературном наследии, как в прозе, так и в стихах, нисколько не гнушается выдающегося присутствия Юга во французской словесности, будь они на французском языке или на языке «ок»; и наконец, Берни, государственный деятель Юга по преимуществу, поскольку он был архиепископом Альби, то есть видным членом штатов Лангедока и находился, с другой стороны, в априорном поле воздействия Тулузского парламента; Берни демонстрирует нам таким образом две основные сферы деятельности государственной власти в областях «ок» в последнем столетии бурбоновского «абсолютизма»: я имею в виду его достижения в области культуры и государственные учреждения.

XVIII век ознаменовался действительно многочисленными литературными произведениями, внесшими вклад во французскую культуру, авторы которых были из Лангедока, а также из Прованса или Окситании. Сошлем здесь на научную Историю этой самой литературы «ок», составленную Робером Лафоном и Кристианом Анатолем, и ограничимся тем, что упомянем об удивительном интеллектуальном потенциале, практически уникальной для Франции, деревни Обе (современный Гар), откуда одновременно вышел шедевр диалекта «ок» в фантастической литературе, «Jean l'ont pris» или «Jean l'аn pras» аббата Фабра, викария в этом приходе; и другой шедевр, на этот раз на французском языке, другого писателя народа, в том смысле, что Менетра [281]в парижском регионе также принадлежал к народу: речь идет о Дневнике и воспоминаниях Пьера Приона, принадлежавшего к категории высших или средних слуг в замке Обе, уроженца Авейрона [282]. В Руэрге также можно отметить появление редких произведений, в 2000 году известно только « счастливое меньшинство », например, метеорологический и поэтический «Дневник» господина Муре из Сен-Жан дю Брюэль (Авейрон), чья проза, но, тем не менее, не научное изложение, во всех отношениях достойна стиля такого великого провансальского и мирового натуралиста, каким был Жан-Анри Фабр. Приведем здесь всего несколько строчек из тысяч других фраз, которые вышли когда-то из-под пера Муре: